Доброта Лазара Гоша не знает границ, как и его мужество. Говорят, он гений. Молодой. Бесстрашный. Яркий.
— Ты знаешь генерала Гоша? — с недоверием в голосе спросил как-то Эжен.
— Мы с ним друзья, — гордо ответила я.
19 августа
— Ты ведь завтра уезжаешь? — стараясь скрыть тревогу, спросила я Лазара. Я уже знала, что он собирается в Тьонвиль, повидать свою молодую жену. Я знала также, что он ее любит… Не сомневаюсь, что мне нет места в его жизни с тех пор, как он впервые упомянул ее имя: Аделаида. Тем не менее я не могла порвать с ним, моя нужда в нем была слишком велика. — Когда же? Утром?
Мы лежали в его кровати, на смятых простынях. Я вытянулась на подушках с лицом в холодной испарине. Стояла летняя жара, сильно пахло любовью.
— Я написал ей сегодня. — Лазар погладил мою руку, шею, прикоснулся к влажным волосам. — Написал, что не приеду, что меня задержали.
— Зачем? — осмелилась спросить я.
Его губы сложились в некое подобие улыбки.
— Хочешь знать?
Я кивнула. Мне нужно было знать.
— Хочешь, чтобы я сказал правду?
— Мы же договорились говорить друг другу только правду.
— Правда заключается в том, что мне невыносима мысль о расставании с тобой.
Я уткнулась лицом в подушку, скрывая слезы.
Лазар стал ластиться ко мне, но я его остановила. Было нечто, что я хотела сказать, но не могла, — о том, как я просыпаюсь каждую ночь вся в поту, охваченная страхом; как временами на меня находит ощущение тошнотворной беспомощности; как в сумерках я иногда вижу за окном мертвые лица; как до сих пор чувствую мучительный стыд, будто чем-то заслужила свое тюремное заточение, словно причиной всему был какой-то мой недостаток, слабость, проступок. Но хуже всего я переносила холод, вошедший в мое сердце: боялась, что больше не смогу любить. Даже его.
Но как я могла объяснить все это?
— Жена любит тебя? — спросила я.
— Так вот о ком ты думаешь, об Аделаиде?
Аделаида. Имя, которое трудно произнести без нежности.
— Нет, — сказала я. — Но надеюсь, она любит тебя, поскольку в противном случае…
Что тогда? Что?
— Она меня любит. — Лазар лег на спину и потер рукой подбородок. Потом повернулся ко мне лицом. — Я много думал перед тем, как прийти к тебе, Роза. Я пришел, потому что… То, что мы видели, чувствовали, пережили… Это нас напугало, отдалило друг от друга. Я… — Он замолчал. Не мог подобрать нужных слов.
— Не объясняй, — попросила я, — я все понимаю.
И прижалась лицом к его груди. Да. Он тоже испытывает этот странный стыд, как и многие уцелевшие.
Четверг, 21 августа
Лазара восстановили в должности командующего армией в Шербуре. Он уезжает через две недели.
Две недели…
23 августа
Скоро Эжену исполнится тринадцать, он так быстро взрослеет.
— Надо обучить его военному делу, — сказал Лазар.
— Ему в школу надо. — Даже я была в ужасе от правописания моего мальчика. Но моих денег хватает лишь на то, чтобы купить ему сапоги.
— Я бы мог заняться им.
До меня не сразу дошел смысл сказанного.
— То есть? — переспросила я.
— Он мог бы работать у меня в штабе как подмастерье.
— Он будет работать на тебя? — Я начала понимать смысл предложения. — Ты будешь за ним присматривать?
— Мне нравится твой сын, Роза. Он честный парень, прямой. Я бы не предложил этого, если бы думал, что он не справится с работой.
— Очень хорошо, — сказала я, едва сдерживая слезы.
Суббота, 30 августа, половина четвертого пополудни
Дни летят один за другим. Лазар уже готовится к отъезду. Эжен тоже собирает вещи.
31 августа
Днем я спросила Лазара:
— Увидимся завтра?
До его отъезда осталось всего несколько дней. Прочистив горло, он произнес:
— Аделаида приезжает. А с ней мои лошадь, шпага и пистолеты. Мне все это необходимо.
На меня навалилась слабость.
— Завтра?
Он потянулся меня обнять.
1 сентября
Завтра утром, накануне своего дня рождения, уезжает Эжен. Мы с Гортензией приготовили пирог без единого яйца и без сахара. Просто чудо, что нам удалось его съесть. Окружили пирог цветами из сада.
— По крайней мере, цветы бесплатные, — сказала я.
Эжен трижды начищал свои сапоги. Мой сын солдат, в тринадцать лет.