— Она хоть хорошенькая? — крикнул Фома оруженосцу, не надеясь, впрочем, на ответ.
Стало вдруг легко, сомнения и непонятки остались позади, а впереди была только ясность неизбежного — вперед! Он еще успеет набрать скорость.
Все стихло. Трибуны напряжено молчали, ни смеха, ни улюлюканья. Молчание красноречиво говорило о том, что граф исчерпал лимит чудес и напоролся, наконец, на противника, превосходящего его по всем статьям, а над покойниками не смеются. В гробовой тишине всадники летели навстречу друг другу.
Топот копыт отзывался в груди каждого зрителя синхронным сердцебиением. И этот резонанс создавал удивительную атмосферу связанности всего со всем. Фома почувствовал этот пульс, услышал тысячи мыслей и чувств и понял, глядя вперед, на приближающуюся фигуру, что ему ничего не светит. Он слышал ровную и вместе дикую уверенность Голиафа в своей победе, он видел сам удар — страшный, губительный. И спросил себя, кто он. И ответил — Давид.
В оставшиеся несколько мгновений до столкновения он думал только о том, чтобы слиться с вороным в одно существо, стать кентавром. От этого зависела точность решающего броска. Жеребец, не шелохнувшись, ровно скакал навстречу Скарту. Должен!..
Стадион вздохнул и замер. Дальше все происходило не так как они привыкли видеть.
Не доезжая до противника странный граф вдруг резко выскочил из седла и с диким визгом метнул свое копье в противника. Копье распороло верхушку шлема Скарта и тот проскакал мимо, так и не нанеся своего удара.
Трибуны ахнули, увидев красоту и коварство плана странствующего рыцаря: заманил и бросил!.. Так вот зачем ему было маленькое копье!.. Теперь он возьмет большое и будет на равных со Скартом!.. Они видели своими глазами невероятное, Скарт потрясен! Фома, соблюдая регламент, подъехал к оруженосцу и встал ожидая, что будет дальше.
— Как вам это пришло в голову, ваше сиятельство? — только вымолвил тот.
Он уже не рисковал фамильярничать, называя его графом, Фома снова стал сиятельным. Открыв забрало, он позволил ветерку охладить голову и лицо.
— Слава богам, это пришло в голову не мне, а ему. Ты лучше скажи, что это за тварь? Человек уже давно бы лежал кверху пузом и наслаждался покоем, а этот…
Трибуны заревели…
— А этот наслаждаться не хочет! — сплюнул Фома, выхватывая Ирокез. — Ищет бури!.
Скарт снова скакал на него. В руке его сверкал огромный меч…
Это было немыслимо — «с развороченной башкой?.. Или разворочен только шлем? Это было бы огорчительно…»
Зрители тоже не понимали, почему Скарт поменял копье на меч, но при этом не спешился. Схватка была странной, но захватывающей, впервые Скарт встретил хоть какое-то сопротивление.
Опустив забрало и пришпорив вороного Фома помчался навстречу противнику. Скарт скакал как истукан, прямой и мрачный. На секунду стало тихо и прозрачно, как перед парадом, потом встречный удар, кони заржали и встали на дыбы от силы столкновения. Едва удержавшись в седле от дикого, сносящего с седла удара (спас только правильный рикошет подставленного Ирокеза), Фома, не останавливая скольжения меча, ответил стремительным касательным в голову, стремясь попасть в развороченную смотровую щель. Дикий рев огласил ристалище, и он получил новый страшный удар…
Вой трибун вернул его к жизни. Скарт, спешившись, неторопливо приближался к нему с мечом наизготовку. Поднимаясь, Фома успел подставить Ирокез под сметающий все удар и снова упал. Так повторилось несколько раз, Фома вскакивал, отбивая атаку и снова падал от сокрушительного удара. Скарт методично, но совершенно бездарно гонял его по арене, временами неожиданно останавливаясь и словно прислушиваясь к себе.
В эти моменты Фоме удавалось отдышаться.
Трибуны то затихали, то снова кричали, недоумевая и вместе с тем радуясь тому, что Скарт никак не прикончит выскочку, а вместо этого делает из него отбивную. Фома недоумевал вместе с ними, радуясь передышкам, которых не хватало как воздуха. Возможно, его первый бросок и удар мечом все-таки не пропали даром и надо бы развить успех, но пока он не мог даже подойти к противнику, найти брешь в его защите. Его шатало от усталости, в голове от ударов гулко гудел колокол…
Поединок затягивался. Картины боя, разворачивающиеся перед трибунами, казались порой очень странными. Скарт то и дело останавливался и стоял, не двигаясь, словно в глубоком раздумье: ветерок шевелил черный плюмаж на его шлеме с развороченной вмятиной во лбу. Напротив его, опершись на клинок, стоял новоиспеченный граф. Рядом паслись кони, найдя клочки травы на изрытой арене. Идиллия. Буколики Вергилия. Вновь прибывшему зрителю могло показаться, что два сеньора, встретившись на соседних межах, мирно беседуют о видах на урожай.