Фома и так не совсем ловко чувствовал себя центром внимания, после же этой команды, присутствующие, все как один, повернулись к ним, даже танцующие — интересно, что будет делать граф?.. Сидеть?..
Фома подошел к Мири вплотную. Она тоже встала. И эта пигалица спала поперек его кровати всю ночь? Да кто она?
— Давай не будем усложнять друг другу жизнь, — попросил он, но Мири мотнула головой и шарахнула об стену еще один бокал:
— Бздыннн!.. — После этого повернулась и вышла из зала.
Пена игристого быстро замерзала на стене вторым салютом в честь графа, сомнительную.
А перед ним самим, словно в дурном трюковом фильме, появился сэр Ротт, полковник какого-то змея («сколько змей!»), за ним маячил барон. Неуверенность в глазах последнего указывала на то, что он еще не решил для себя, что же было в акустическом зале: галлюцинация, розыгрыш или уже ё-моё?
Надо ли говорить, что внимание было общим, так же как и неприятие, что, конечно же, радовало Фому безмерно. («Как ногой в дерьмо, так тут и я!» — привычно поражался он.) Только Доктор с остервенением загонял шары в лузы и был единственным, кто не смотрел на него. Видеть не мог.
«Что-то будет!» — висело и кривлялось в атмосфере зала безобразной мартышкой. И хотя поединки были запрещены, все ждали именно такого продолжения инцидента, именно к такой дерзости подстрекали собравшиеся в зале своим любопытством.
— Мистер Томп, хочу вам указать, что вы ведете себя, как скот! — брезгливо произнес полковник, представившись; хищное и красивое лицо его передернулось соответствующей гримасой.
«Опять — скот! Что-то часто стало применятся это словечко по отношению ко мне, уж не пропускаю ли я чего интересного в своем развитии?» — мимолетом подумал Фома.
— Вы тоже так считаете, барон? — учтиво поинтересовался он у Дрилла, намеренно игнорируя полковника, тактика которого была понятна сразу.
У барона забегали глаза, а выражение лица стало напоминать открытый настежь пустой почтовый ящик, впрочем, красивый. Голос Фомы явно напоминал ему эхо, а то, что с ним беседовал Трапп, видели все. И хотя Трапп сейчас, после провала на Спирали, совсем не величина, как раньше, когда он был облечен высоким доверием и когда от одного его имени было мокро и тепло, но все же он остается шефом контрразведки и имеет доступ к Телу, и бог весть, что наплел ему граф.
Впечатляющая гамма видений от вертела до виселицы на собственных кишках, промелькнула перед глазами Дрилла.
— Я?..
— Что с вами, барон? — удивился Ротт, оглядываясь.
— Вот видите, полковник, — улыбнулся Фома, — не все разделяют ваше мнение. Правда, барон?
Но барон уже взял в себя в руки, крылья вздорного короткого носа гневно затрепетали. Репутация рыцаря Большого Круга, пусть и бывшего, не позволяла вести себя иначе в подобной ситуации.
— Нет, граф! — оскалился он, и теперь уже нашабренные усы его воинственно вздернулись, показывая градус негодования. — Я разделяю мнение полковника Ротта и даже более того!
Похоже, Дрилл принял решение и явно не в пользу эха, Фома видел, что его решили убить, как единственного и опасного свидетеля, глаза барона опасно блестели.
Господи Говорящий, пронеси! Драться совсем не хотелось… хромому, сытому!..
— А более того, это как, господин барон? Просто не могу понять, что значит, сначала разделить мнение, а потом даже более того! Вы хотите отнять его у полковника? Или «более того» означает, что вы уже не разделяете его мнение и у вас есть своё, отличное? Личное?
Барон бросил взгляд на полковника, тот хищно молчал, рассматривая графа.
— Нет у меня никакого своего! — отрезал барон.
— Вот и прекрасно! — действительно обрадовался Фома. — А то я уж думал…
— Вы правильно думали! — опомнился барон.
— …что здесь нет настоящих мужчин и поэтому не принято отвечать за свое мнение, — продолжал Фома, как ни в чем ни бывало. — Ведь настоящий мужчина не должен иметь своего мнения, не правда ли, барон? Он спрашивает его у няни и всегда присоединяется к нему, да?
Кто-то негромко хохотнул, кажется, простодушный Троп, сэр Радуги, впрочем, он тут же захлопнул рот. Барон стал красным, потом малиновым, потом бордо, более дурацкого положения, в которое он вогнал себя с такой поспешностью, трудно было представить. Он кусал губы, бросая отчаянные взгляды на полковника.
— Нет! — сказал он, наконец, но к чему это относилось никто не понял, включая и его.
Столько слов, нанизанных друг на друга, словно мельчайший бисер, и при этом обозначающих то одно, то совершенно противоположное, что барон, откровенно говоря, потерял самый смысл сказанного и не понимал его, пока Фома не закончил фразу. Теперь он с ужасом ждал, что же еще скажет чертов граф.