Итак, их было пятеро. Пятеро рыцарей, прорвавшихся сквозь сито отборочного турнира и получивших право сразиться с богами Большого Круга. Это была кульминация праздника Тара-кан, кульминация, поскольку встреча с Милордом могла и не состояться. И поэтому Ушур с утра напоминал огромный муравейник, все дороги которого, все улицы и переулки, были заполнены людьми, стремящимися в одно место — на арену Ристалища.
Всех желающих оно, конечно, вместить не могло и те, кто не попали в число счастливцев, с самого рассвета, пасмурного и унылого, заменившего беспросветную ночь, занимали места вокруг стен огромного ритуального сооружения, построенного к тому же, как и замок Милорда, на скале. Своеобразный жертвенник Томбра. Опоздавшие ничего не могли здесь видеть, но зато они могли слышать и представлять, поэтому страсти здесь разгорались еще сильнее, чем внутри арены, ведь каждый представляет по-своему и попробуй докажи, что он представляет не так!
Ну а те, кто мог видеть, видели, как выстроились в полдень рыцари-претенденты и были объявлены их имена: Серебряное Копье, Радуга, Нижние Поля, Белый Ключ и Полная Луна. Последовало перечисление их победных поединков и имена поверженных противников, некоторые из них трибуны встречали восторженным ревом. Стадион был настолько полон и так единодушен в выражении чувств, что казался живым существом, с одним дыханием, одним сердцем — чудовищем жаждущим зрелищ и жертв, причем, желательно жертв тех, кого он уже выбрал.
Фома явственно чувствовал себя одной из таких жертв, может быть, самой любимой и лакомой в этом океане нелюбви — жаровне тысячеглазого людоеда. Но чувствовал он это только головой, понимал, так сказать, оскорбленные чувства томбрианцев, в сердце же был совершенно спокоен, даже холоден. Толпа не вызывала в нем ни неприязни, ни раздражения, как было до этого. Не вызывала она и волнения.
«Это история, которую я рассказываю самому себе,» — звучало в голове, помимо воли. Что-то изменилось в нем, после ночного «купания» и разговора с Доктором, может быть, сама история, уже «рассказываемая»? Прямо сейчас?..
Шум возрос. На простор поля для поединков выезжали рыцари Большого Круга. По мере того, как становилось ясно, что это они, шум на трибунах переходил в рев, как будто невидимая рука плавно поворачивала эквалайзер громкости ристалища. Достигнув немыслимой высоты и насыщенности, радость и восторг зрителей обрушивались на каждого из этих рыцарей, лишь только он ступал из тени арки на буро-зеленую лужайку арены.
И это было отдельное представление. С каждым из рыцарей следовало несколько оруженосцев, трубач, что-то вроде шута и свита — целый выезд. Все это пестрым и шумным табором становилось в центре арены и жило своим собственным мирком, пока шло длинное представление имярека, своеобразный мини-двор рыцаря, бегали даже собаки. Рыцарей было тоже пятеро, по числу претендентов, как и полагалось по условиям турнира.
Невообразимый шум стал, наконец, спадать и на сооруженный помост вышел главный герольд, чтобы зачитать имена небожителей, что спустились на грешные земли. Имена их, в отличие от сугубо ботанических у претендентов (бабочки, поля, луга, болота), были гораздо более конкретны в своей агрессивной и грубой беспощадности. Летящий Монстр, Крылья Мщения, Непобедимый Дракон, Наводящий Ужас и Копье Убивающее Сразу — этакая неумолимая, бесцеремонная брутальность.
Такие имена делали половину дела при встрече с противником, и Фома видел, как они подействовали на его коллег — Радугу, Поля, Луну, — невинные поэты перед карающим мечом цензуры и критики, они явно не ожидали, что против них выйдут самые лучшие и беспощадные из бессмертных; никто не ожидал. Рыцари-претенденты побледнели и осунулись, руки их непроизвольно сжимали копья, словно пытаясь из них почерпнуть мужество просто стоять перед величайшими из воинов всех времен.
Традиция, насколько она была здесь возможна, гласила, что рыцари Большого Круга не знают поражений, почти не знают, и каждая победа приближает их к бессмертию еще на шаг. С каждой победой лик их вычеканивался в галерее бессмертных богов, главным из которых, конечно, был он — гроза и надежда, самодержец и отец, Верховный Князь Томбра, Милорд.
Пока герольды зачитывали длиннейшие списки побед рыцарей, дворы их перемешивались, вступали в какие-то отношения, переговоры, торговлю, пересуды и перебранки — в общем, вели маленькую светскую жизнь, на глазах у честного народа. Это ли была не отрада их замыленным бытом и нищетой глазам и воображению? И это было одной из главных причин, почему женщины Ушура рвались на ристалище наравне с мужчинами.