«Я сделаю ее жрицей любви,» — с упоением думал он.
Но Лола училась быстрее, гораздо быстрее, чем он предполагал. Ночь еще не прошла, когда он понял, что она, а не он управляет процессом и что все его штучки, покрываются одним лишь вздохом её, стоном, заражая его неистовством (в котором, смутно начал догадываться Лоро, он не только не управлял, но и сам терял контроль).
Теперь слова: и был вечер, и была ночь, — казались ему чуть ли не зловещими.
— Еще! — стонала она. — Еще, пожалуйста, ну еще! — умоляла она его так жалобно и с такой верой в него, словно он действительно бог.
И Лоро старался, но из последних сил. Показав себя с самого начала “монстром”, он не мог отступать и загонял себя, под ее умоляющее “еще”, в капкан исступляющих, изматывающих движений. Тело его работало, изображая наслаждение, а голова искала предлог, чтобы остановиться. И не находила!.. Его странным образом засасывало.
Все перевернулось: он уже не получал радости, зато, казалось, давал ей, и её крики и стоны, заставляли его делать невозможное, на последнем дыхании, на пределе аорты! Он забыл обо всем, отупев, а Лола приходила в неистовство от его экономности. Ей казалось, что он не дает всего, что может, несмотря на то, что он был на пределе. Просьбы её становились все настойчивее и громче, лицо исказила гримаса чаемого, но никак не достигаемого пика наслаждения, и вдруг, когда Лоро казалось, что его сердце сейчас лопнет от напряжения, она не выдержала и хрипло закричала:
— Еще! — кричала она. — Ты разве не слышишь, что я хочу еще!! Будь наконец мужчиной! Помоги мне!..
Но он уже не был богом, он устал. Он готов был сдаться. И тогда она начала рвать его на куски, потому что больше он не мог, ничего не мог. Лоро видел, как он превращается в кровавое чучело, убоину, шматки кожи и мяса выдирались из его тела и шли на алтарь совокупления, сочась и дымясь, словно шашлыки на мангале.
Он кричал и визжал, как и она, но не останавливался, потому что не мог, потому что стало вдруг необыкновенно сладко. И страшно. Невыносимо страшно. И сладко.
Крохотная часть его, еще живая и теплая, видимо, сознавала гибельность происходящего и шептала: беги!.. Но было поздно. Запахло мясом и свежепущенной кровью. Лола завыла…
И вот тогда ему стало действительно страшно, уже всем телом, не только сознанием. Так страшно, что от ужаса член его стал словно стальным штыком, которым он безжалостно вспарывал и кромсал самое нежное место. Но это уже не зависело от него, от него вообще ничего не зависело! Ему было страшно каждой клеточкой, потому что Лола тоже превратилась во что-то кровавое и дымящееся и уже не была женщиной. Змеевидный клубок медуз. Горгона! Похотливое смрадное болото!..
Он закричал, но даже не услышал себя. Боли он тоже не чувствовал и это пугало больше всего — собственное расслоение без боли. Под ним разверзлась пучина. И он и его подруга — Лоро-Лола — Лорелея! (Он вспомнил! Это было имя гибельной сирены — чудовища, заманивающего на берегах Млечного Пути своим пением к себе в логово, а потом пожирающего обманутых путников) — они оба теперь представляли собой хлюпающий мясной фарш, лишенный формы и воли…
Воля, вдруг подумал он, угасающим сознанием, это тоже форма!..
Фарш, уцелевшие кости которого безжалостно перемалывает какая-то чудовищная мясорубка, грозя еще более отвратительной близостью, той, за которой ничего нет. Близостью переваривания. Он уже ничего не понимал, только сочился, выдавливался, расслаивался…
И тут, когда ему казалось, что от него ничего не осталось, кроме дымящегося кровавого месива, он услышал…
— Малыш, в любви не бывает победителей, профессионалы в ней не живут, не выдерживают! Это не гонки и не карьера, если ты, конечно, не проститутка — но тогда какая это любовь?..
Перед ним разверзлись грозные, апокалиптические видения, какая-то гнойно-венозная камарилья сосала, насиловала и пожирала его. И слова…
— Ты — маленький кусок дерьма и я бы с удовольствием сожрала тебя и выблевала, поскольку на большее ты не годишься! Но ты мне нужен, чтобы найти другого. Он знает, что техника в любви это занятие для уродов, которые думают, что могут в этом превзойти женщину…
— Что быстрее выйдет из строя: дырка или палка? — спросила Лола.
И захохотала, не дожидаясь ответа.