Порадовавшись, что хозяйка дома не является поклонницей яркого макияжа, девушка надеялась и вовсе от него отказаться, справедливо полагая средневековую косметику опасной для здоровья. Физик все твердил: не будем учить предмет, оставшуюся жизнь проживем в окружении чудес! Жалко химик втолковал только таблицу Менделеева и выжимки из органики, на раз бы косметику из подручных средств сочинила... «Да здравствует мыло душистое...» Шампунь бы, волосы толком не промоешь. Блогерша, которая лет пять уже голову не моет, что пользует? Вроде, пищевую соду и яблочный уксус вместо ополаскивателя? Ндя, взрывоопасно! Это ж надо инетной дурынде такое выдумать: чаще моешь – быстрее пачкаются, прям, порочный круг! Отсюда - аллилуйя ковошингу: шампуню – нет, вместо маски натуральное масло, кондиционер без силиконов и парабенов. С последним тут напряженка, а, реально, голову-то чем помыть? Белая глина, черный хлеб, яйца, простокваша, горчица… о, ромашка! Буду экспериментировать, главное, до сведения графини не забыть довести национальные традиции ухода за собой, а то доносов не оберешься!
С утра Лён не успела и рта раскрыть, как хозяйка дома уже интересуется доставляемым Гримо кипяточком. Пришлось прогрессорствовать не только за утренним приемом пищи, а вплоть до самого обеда, но сестра мужа до того впечатлилась, что попросила законспектировать основные преподносимые постулаты, а обшпаренный кипятком лимон для добавления в питье перед завтраком поставлять продвинутой родственнице ежедневно. Еще больше золовку зацепило, что останки изрядно помятого лимона следует не выбрасывать, а употреблять после трапезы в целях противостояния скорбуту, повально косившего людей так, что человеческие потери превышали количество жертв тогдашних сражений. Просветительница благоразумно остановилась на цитрусовых - не учить же кухонную челядь квашению капусты, а еловый настой, все же, лучше оставить своим врагам.
В свою очередь, курс молодого бойца, теперь уже для Лён, продолжился во время прогулки: для предупреждения нежелательного загара, положено носить на лице взлетающую от малейшего ветерка маску из тонкой ткани, придерживая изнутри зубами за пуговицу. Пришлось озаботиться, как оснастить для удобства сей предмет завязками из шнурков. По возвращении домой графиня объяснила, что для дамской косметики в ход идут исключительно компоненты белого цвета. Обтираться следует водой, выпаренной из лилий и цветков фасоли, а также приготовленным на водяной бане соком виноградной лозы, смешанным с лимонным, вкупе с выпаренным овечьим жиром, белиться же следует тальком и свинцом, впрочем, достаточно умеренно. Охохонюшки, это ж целая цепная реакция: белила-прыщи-двойной слой белил! Отменно способствует оздоровлению кожи лица! Надо будет порыться в памяти и огласить свои косметические предпочтения, проведя мастер-класс в сугубо национальном ключе.
33-3.
Филипп проводил с Лён все больше времени, и, очередной раз, подчеркнув свое иностранное происхождение, она начала задавать массу наводящих вопросов по истории Франции, особенно в части религиозных войн. Родственник, с удовольствием выступая в роли ментора, между делом, просветил и по поводу событий последних семи лет. С удивлением обнаружив, что заговор Шале тут действительно относился к двадцать пятому году, девушка осторожно принялась выявлять отклонения текущей реальности от ее собственной. Большинство известных событий, за редким исключением, оказалось идентично или отстояло недалеко во времени, стало быть, раньше следующей осени взятия Ла-Рошели и воссоединения с Атосом, ожидать не приходилось. Справившись с донельзя огорчительным фактом, она постаралась вписаться в общий уклад амбуазского дома и существование родни мужа, насилу припомнив, что по-русски называются они свойственниками.
Пишет ли Филипп стихи, выяснилось в первые же дни, когда молодой граф поочередно адресовал обеим женщинам шутливые экспромты по бытовым поводам, оставляя мать в непритворном восхищении, а Лён с мыслью, что текущая действительность все чудесатей: в ее времени в оставшемся нетитулованным роду де Ту литераторов, кроме отца жертвы королевского правосудия, изрубленного на куски в Лионе вместе с господином Главным, не наблюдалось.
Сочинения Поэта попали в Россию вместе с бежавшей от Революции вдовой-француженкой, носившей итальянскую фамилию Ферла, с ударением на последнем слоге – на французский лад. Более не связав себя узами брака, новой Родине она оставила дочь и вывезенный из Франции архив со стихами неизвестного автора, его парадным портретом и детской миниатюрой, впоследствии утраченной при невыясненных обстоятельствах. Сохранилась фотографическая копия, сделанная в конце 19-го века. Дожив до правнуков, мадам окончила дни на русской земле, наказав хранить наследие Поэта в семье, оберегая от чужих глаз. Ее потомкам не дано было узнать, почему в Гражданскую войну семейное сокровище оказалось разделенным на три неравные части, милостью судьбы, до них - возможно, частично дошедшие, и позволившие собрать в единое целое разрозненные сведения о влюбленном французе, подарив, кроме имени Филипп, и второе – Себастьян, а также титулованную фамилию. Поиски на предмет опознания возлюбленной графа Филиппа Себастьяна де Ту ощутимых результатов не принесли, но по некоторым косвенным доказательствам, которые можно счесть недостаточно весомыми, поскольку базировались они лишь на семейных преданиях, женщина француженкой не была, а под именем Кларисса была скрыта реально существовавшая женщина, а не поэтический вымысел. По оставшимся за границами посланий причинам влюбленный не смог или не сумел связать судьбу со своей Музой, и эта длившаяся так долго любовь подарила потомкам неизвестные образцы поэзии семнадцатого века, одни из которых можно датировать его первой третью, а последние – началом царствования Людовика Х1V. Смерть ли разлучила этих двоих или скрытые во тьме Истории обстоятельства, но неясным оказалось и то, как вдохновившая целый поток несравненных произведений относилась к их автору. Сам Поэт на эту щекотливую тему ни разу не высказался, а не предназначавшиеся для посторонних глаз письма были в описании чувств невероятно интеллигентны, отчасти куртуазны, позволяя предположить, что близких отношений у стихотворца с Клариссой не сложилось. Неизвестно, читала она письма и отвечала ли поклоннику, впечатление переписки корреспонденция не производила. Возможно, Поэт бросал свои послания в белый свет, как в копеечку. Такое вполне могло быть, стоит вспомнить Данте со своей Беатриче, которую, и вовсе, звали Биче. Имя Кларисса может оказаться производным от Клара, и Клэр, и, вообще, Рисси, не говоря о Клариссхен и даже Ларисе, а, если отталкиваться от его значения - ясная, светлая – то речь может зайти и о Светлане. Славянское происхождение последних имен из списка возможных их не вычеркивает - письма указывали, что колесившего по всей Европе неугомонного Поэта заносило и в Московию, а впоследствии в Новый свет и даже на Восток. Впрочем, насчет русского происхождения возлюбленной сомнения были изрядные - служитель Музы объявился в Москве за несколько десятилетий до царя Петра. Вообразить, пускай, и платонический, роман басурмана с замужней русской женщиной, чужой невестой или пленницей девичьей светелки, однозначно, никакой фантазии не хватит, только у Лажечникова и получилось. Потому, как бы увлекательно ни было, русское происхождение вдохновительницы заезжего француза стоило откинуть. Жившая на полтора века позже вдова Музой стихотворца быть не могла. Имя ее супруга, казненного во время Большого террора в Париже, в списках жертв Революции не значилось, что, не позволяло пролить свет на его личность, как и полностью отрицать его существование. Унесшая свою тайну в могилу мадам Ферла, по некоторым дошедшим до потомков сведениям, имела представление, кому адресованы послания влюбленного. Спустя столько лет подобная конспирация показалась бы чрезмерной, если не допустить, что чувство такой силы вполне могло себя реализовать, подарив бастарда какой-либо известной личности и вынудив Поэта зашифровать имя возлюбленной. Взять неутихающие споры, был ли Король-Солнце законным наследником Луи Треза, или того же Алигьери, что, отводя подозрения от Беатриче, без зазрения совести любезничал с другими, сведя личное общение с обожаемой сеньорой Портинари к паре немногословных публичных бесед. Чудом отыскавшиеся копии последних писем Поэта, датированные серединой века, адресовались уже некоей Коринне. То ли Поэт сменил имя Музы, а то ее саму - в виду бесперспективности отношений. Последующая попытка устроить личную жизнь, судя по содержанию стихов, мужчине удалась. Чем закончились новые отношения, сказать трудно в связи с малочисленностью материала для исследования: всего два письма против восемнадцати для Клариссы. Остановившись на том, что, не будучи зеркально отраженной, зд