- во-первых, повешение - единственный вид убийства, уцелеть после которого можно, если только веревка оборвалась сразу. И как графиня осталась жива? Муженек же ее так хорошо повесил!
- во-вторых, какого хрена палач только клеймит, а не привозит в город и не сдает правосудию женщину, сломавшую жизнь братцу и заставившую его самого собственноручно причинять родной кровиночке страдания?
- в-третьих, почему, увидев палача, миледи впала в такой пароксизм ужаса?
Вешавшему ее графу, а это, надо думать, пострашней будет, чем клеймение, в лицо при встрече смеялась.
Гасконца, исполненного мести, обольстить пыталась.
На лорда Винтера, вообще, плевать хотела, а едва взглянув на заплечных дел мастера, заверещала: «Пощадите!» Почему, спрашивается?
- в-четвертых, как влюбленный по уши священник согласился, вот так, просто, не вякнув, обвенчать с другим женщину, ради которой бросил всё?
Если верить словам палача, он был глубоко верующим, выходит, потерял больше, чем статус, а репутацию и даже свободу.
- в-пятых, как это наследник древнего рода не поинтересовался родословной невесты - совсем его от любви перекосило, что ли?
Или французской белены объелся? Ее, вроде как, раньше для лечения зубной боли пользовали, может, у графушки с гигиеной полости рта полный швах был …
«Tous deux étaient arrivés dans le pays: ils venaient on ne savait d'où; mais en la voyant si belle et en voyant son frère si pieux, on ne songeait pas à leur demander d'où ils venaient. Du reste, on les disait de bonne extraction». (Оба были пришельцами в этих краях; никто не знал, откуда они явились, но благодаря ее красоте и благочестию ее брата никому и в голову не приходило расспрашивать их об этом. Впрочем, по слухам, они были хорошего происхождения.)
Хе-хе, по слухам! А как же процессуальные формальности, которые в те времена обойти было достаточно непросто?
Да, не проработан данный вопрос автором!
Обоими!
Наш тоже пролопушил!
Увы!
- в-шестых, граф повесил жену, потому что она оскорбила честь его рода - тем, что была преступницей, или, вовсе не была дворянкой, потому как дворян не клеймили.
Или, она оскорбила его лично умолчанием, считай, своей ложью?
Но с какого переляку он, вообще, решил ее убить?
Не самому застрелиться, например, спасая честь рода, со слоганом:
«Кого я выбрал? Мне теперь и ответ держать!»
Отчего не расспросил для начала, вдруг, случилось какое несчастье, вроде того, как миледи Фельетону напела: оболгали, опозорили невинно? Влюбленный мужчина должен бы хотеть выяснить душераздирающие подробности, хотя б, на уровне: «Как ты могла?». Он же повесил жену, пока она была без сознания, даже высказаться не дал, что непосредственно из текста и следует:
«Le comte était un grand seigneur, il avait sur ses terres droit de justice basse et haute: il acheva de déchirer les habits de la comtesse, il lui lia les mains derrière le dos et la pendit à un arbre». (Граф был полновластным господином на своей земле и имел право казнить и миловать своих подданных. Он совершенно разорвал платье на графине, связал ей руки за спиной и повесил ее на дереве.)
Ну, да, в своих владениях – и судья, и палач: провел следствие, осудил и собственноручно привел приговор в исполнение. А что: закон - тайга, прокурор – медведь!
И, когда Атос, лежа на диване, нашел свое снаряжение, он эту расправу по беспределу, хоть и косвенно, но подтверждает.
Гасконец спрашивает: приходилось вам когда-нибудь видеть миледи разъяренной?
«Non, dit Athos. («Нет, - сказал Атос.)
Значит, сверзилась супружница с лошади, хлоп в обморок, а он глядь на рыжеватую лилию на женском плечике, и на осину любимую. Ага, за ушко, и на солнышко!
- в-седьмых, это с какого такого графушка сделал вывод, что жена получила свою отметину за воровство?
В те годы клеймо можно было получить за что угодно, хоть за то, что милостыню на улице просишь. Лилией клеймили гугенотов, проституток, а еще взявших на себя грех избавиться от не родившегося ребенка.
А ему пофиг: гугенотка она или женщина облегченного поведения с трудной судьбой. Видно, не устраивал ни один из вариантов, потому как бзики графские взыграли: такое пятно на герб, на фамилию.
А воровство он супружнице выбрал, может, как наименьшее зло? Или наименее похабное, что ли?
Вопрос, который сам собой напрашивается: как же муж ту, хоть местами и полустертую, лилию раньше не рассмотрел, думаю, можно снять. С освещением в спальне в те времена было туговато, а у молоденькой женушки он мог и хвост, или жабры не рассмотреть, а то и чего похуже.
Вообще-то, келоид такого размера наощупь должен чувствоваться. Интересно, как молодожен супружеский долг отдавал? Сразу к делу приступал, к тому ж, исключительно по ночному времени? По методу: упал-отжался? А как же «Low and Slow»?