Интересно, если Нюрку отыщут, как они ее скрутить собираются? Времени всего ничего! Не успеют до закрытия портала, девчонку стеречь полгода будут? О-хо-хо, грехи наши тяжкие!..
10.6.
Н-да, давненько я такого не слышал! Не то, что от Николаши, а, вообще, по жизни! Некоторые пассажи и фиоритуры кажутся исключительно авторскими и довольно-таки свежими! Пробрало его, однако!
Судя по фото, сестра кюре из Витри выглядела горбоносой худощавой дылдой, напрочь непохожей на рясоносного брата. Черноволосая - надо лбом зализанные, едва три волосинки, почти на голову выше кюре – это еще с учетом того, что означенная девица довольно крепко сутулилась.
Графиня же, правда, запечатленная только со спины – видимо, по-другому не удалось, оказалась пухленькой, но стройной, по тому времени, надо полагать – самое то, с пышными каштановыми волосами и, добрых на два-три пальца, ниже торчащего рядом по стойке смирно служителя культа.
Как ни крути, эти женщины никак не могут сойти одна за другую, ни при каком раскладе. Прям, как нарочно их подбирали.
Облегчив душу, уже без применения ненормативной лексики, Николаша в сердцах рявкнул, чтоб о попаданке он больше не слышал, посулив Катьке Полонской строгий выговор за повышенное внимание к дюманским выдумкам. И мне, заодно, если я в дальнейшем на этот счет ей потакать стану. Пришлось взять под козырек.
Катьке напишу, что присланные ею сведения ПОКА не подтвердились и ненавязчиво посоветую не уделять им в донесениях столь пристального внимания. Авось, поймет, что к чему – вроде как, не совсем уж круглая дура. Глядишь, между делом, и пришлет что-нибудь стоящее.
Есть в Нюркиной истории что-то, определенно, есть. Вся моя чуйка о том сигналит. Просто нам ПОКА не везет.
Глава 11. Double facepalm.
Лето зависало над мегаполисом удушающей ватой, норовя свести с ума утомленных небывалой жарой горожан. Фрилансерам, художникам и прочим занятым на дому специалистам, считай, повезло. Остальные несчастливцы добирались на работу рано утром и возвращались домой лишь поздно вечером, в меру сил переживая гнетуще безветренную ночь. Осознание, что ты не одинок в своих страданиях, не помогало - терпеть прессинг распоясавшейся погоды не было никаких сил.
Казалось, что климат взбесился – на днях был отмечен новый абсолютный максимум температуры воздуха. Африканская жара отуманивала мозги, будто вскрывая череп, обнажая мозг и узлы нервов, шипящих, как провода ночных фонарей. Беспорядочная полудрема прерывистого ночного отдыха стирала грань между явью и сном, угнетая исстрадавшуюся по прохладе душу и утомляя больше, чем атонический дневной труд, когда необходимость сделать даже пару шагов в царстве свирепой солнечной тирании вызывает тяжкий вздох невинно приговоренного к каторжным работам.
В выходные раскаленный город пустел, как в фильмах про Апокалипсис. Эпизодично пробирающийся по мостовой общественный транспорт картину конца Света не нарушал.
Ночью, впервые за несколько недель, наконец, прошел дождь, оживив пожухлую от зноя зелень, и оставив наутро запах ушедшего ливня, маленькие лужи, похожие на слезы, и разноцветную улыбку цветной чересполосицы, которую в детстве рисовал, наверное, каждый – кто как умел.
Мамы и бабушки малолетних пейзажистов умудрялись сохранить эти творения, где цвет власти, чемпионства и страсти перетекал, гармонично или не очень, из красного в оранжевый – цвет оптимизма. Следующий по порядку желтый – солнечное тепло, радость и счастье, в свою очередь дополнялся зеленым – цветом процветания, жизненной силы, спокойствия и доверия. Предпоследний голубой – цвет неба и моря, подкрепленный созвучным фиолетовым, наводящим на мысли о могуществе и влиянии, непременно вызывал в памяти незамысловатую школярскую запоминалку, и взглянувший на небесный семицвет будто получал привет из детства.
Радуга – это красиво. Двойная радуга впечатляет вдвойне, и «каждый охотник желает знать, где сидит фазан». А мне б еще желательно узнать, где предположительно может сидеть-посиживать, мотая срок в прошлом, одна малахольная курочка.
Катька – молоток: усекла, каким макаром донесения составлять. Сперва развела заведомую лабуду о перспективном знакомстве с местным антикваром, а в конце, через слово, между делом, и пересказала, как Нюрку за мордобой в монастырских стенах на улицу наладили, в чем была.
Харассмент – штука тонкая и обоюдоострая, никто так не осудит женщину, как другие тетки.
А если рукоположенный прилипала - собственный племяш? Значит, могла патронесса кинуть дезу, что Анны де Бейль в монастыре никогда не имелось, определенно, могла.