Не нашел наш родимец искомое наверху. По новой вниз пробирается, чтоб еще подбалконное пространство охватить.
Тут живопись, больше, бытовая: пейзажи, натюрморты, жанровые сценки, несколько портретов. Масло, пастель, рисунок, гравюра.
Окинул глазом стену вправо от входа, прочесал взглядом соседнюю, зыркнул в угол и медленно пошел вдоль дальней стены, будто, наконец, взял след.
Его, кажись, натюрморщики интересуют. Или, грамотней говорить, натюрмористы?
12.6.
Остановился позади стайки посетителей, обступивших пожилого дяденьку с козлиной бородкой. Авантажный господин! Из тех, у кого гонора больше, чем у Барбоса блох.
У этого козлобородого - целая подборка кошаков, прям, на любой вкус. И все шкодно еду воруют. Некоторых хвостатых, похоже, долго и нещадно гнали от натюрморта - такие злобные и отчаянные морды надо еще суметь изобразить. Если живописец пытался оживить свои творения, у него получилось. Хотя на такой эффект он, вряд ли, рассчитывал.
Впрочем, раньше хорошо изображали только статичные предметы и неподвижно сидящих людей, а что движется - банально не умели. Учитывая, что любимым подспорьем художника служила камера-обскура, заставить кошку сидеть смирно сложно. Как заставить позировать кошака в действии, а не когда он спит или, пусть даже лежит, и таращится на художника? Потому-то и приходилось рисовать котов и кошек «как запомнились», что далеко не каждому удавалось, но тот же Дюрер рисовал и животных афигенно. Хотя зачастую котовладельцы и сфотографировать питомцев не могут - не желает зверье позировать, а тут рисовать!
А и люди у Дюрера – бесподобны, что, в целом, удивительно: раньше натурщиц-то не было. Видимо, явственно выраженный у многих живописцев рак груди изображаемых или какие другие хвори объясняются исключительно кривыми руками изображателя.
На третьей картине, возможно, использовалось чучело кошки. Выглядит достоверно, но как-то не сказать, чтобы живенько.
Да, коты, реально, страшненькие. Несимпатичные и необаятельные. Может, тогда, и не водилось красивых котов, потому как их периодически объявляли нечистой силой и сжигали на кострах?
Да и с другими животными в те времена весело было: к примеру, верили, что заяц через месяц зайчихой становится, оттого у заек так приплода и много.
Постоял, поглядел, двинулся дальше.
Заглянул под лестницу и замер, как вкопанный.
Нашел?!
Молодой художник, безмолвно притаившийся под лестницей, встрепенулся, схватил со столика канделябр и поднял повыше, приглашая повнимательней приглядеться к своим творениям.
Однако, мощно автор в жанр vanitas вдарился, мощно!
Какое живописное напоминание о тщетности удовольствий, быстротечности жизни, неизбежности смерти! Несомненно: суета, тщеславие, бренность!
Тут тебе и череп, и цветы, увядающие, и свеча гаснущая. Улитка ползет, олицетворяя смертный грех лености, кубки, кости игральные – выбор ошибочной жизненной цели, поиска удовольствий и грешной жизни. Гнилые фрукты — символ старения, маска карнавальная – как знак отсутствия человека внутри неё, зеркало – символ тщеславия.
Не знаю, как царь Соломон управлялся со своим коронным: «Vanitas vanitatum et omnia vanitas!» (Суета сует и все – суета!), но конкретно этого деятеля депресняк бьет не по-детски.
Повесишь его творение в доме, как пить дать, обеспечены mal du siècle (болезнь века) - апатия, стагнация, меланхолия или рецессия. Вплоть до коматоза. Впоследствии.
Временами творца, как будто, отпускает. Позабыв про символы Weltschmerz - мировой скорби, малюет вполне съедобные фрукты, морепродукты, охотничий трофей, закуски, кухонную утварь.
В целом, ничего так, но особо не цепляет, поскольку тайный смысл полотна не читается. Может, чересчур глубоко зашифрован? Должен же он там быть? Хоть какой-то?
Вон, у старых фламандцев предметный мир разыгрывает перед зрителем целое театральное представление: предметы оживают, становятся существами, про которые можно рассказывать целые истории. Их натюрморты - и не «морты» вовсе, а полные жизнью объекты, огромный мир красоты и ужаса мертвой дичи, настоящий шекспировский театр предметов. Разгадывать загадки картин так и тянет. Некоторые, с битой птицей и рыбой с мертвыми глазами, даже слегка пугают, но они, как, вызывающие боязнь, так и жизнерадостные, непременно волнуют душу.
А у этого деятеля все, поголовно, объекты - в хаотическом беспорядке. Полный тебе раскардаш, и ничего, кроме невнятного блеяния на языке живописи обо всем и сразу. Лишний раз взглянуть – калачом не заманишь. Положа руку на сердце, молодчик - художник от слова «худо».
Немудрено, что покупателями не пахнет. Если кто и сунет нос под лестницу, решит: чур, меня!