Хоть кол на башке теши, дай на своем настоять.
Хотя… в данном случае, пожалуй, к месту - на Сент-Антуан ее надо брать.
- И на что пять лет жить собираешься?
- Придумаю, Николай Антонович. На первое время вырученного за картину хватит.
- Аспирантуру не жалко?
- Вернемся, закончу.
- Тоже семнадцатый век?
- Фронда.
- Интересный период.
Еще бы! Золотое дно! Греби лопатой! Обстоятельства позволяют! Вон, морда ученая кивает. Припомнил, что в хранилище еще полно места?
- О последующем времени понятие имеешь?
- Луи Четырнадцатый, Пятнадцатый, Шестнадцатый, Французская Революция, наполеоновские войны.
Умеет инструктор себя в руках держать.
К нему с какого-то рожна с дурным экзаменом примотались, а он - ни тени удивления. Профессор, и то челюсть рукой держит.
- А что скажешь, к примеру, о Российской Империи?
- Российская Империя? – переспросил испытуемый. – При Петре – административные реформы, эпоха просвещенного абсолютизма. Потом – время дворцовых переворотов, Золотой век российского дворянства. Дальше – восстание Пугачева, смерть Екатерины Великой, пятилетка русского Гамлета и удар табакеркой, Александр Благословенный, Отечественная война восемьсот двенадцатого года, восстание декабристов, Крымская Нулевая Мировая…
- Нормально ориентируешься?
- В пределах институтского курса.
- Отличник! – вставил профессор.
- А если б ты, к примеру, потерялся? Допустим, следующий портал не сработал. О других местах –данных нет. Понимаешь, что искать будут, но где?
- Как мне свое местоположение обозначить?
- Именно.
Задумался. Лоб трет.
- Надо как-то так проявиться, чтоб «фабриканты» не пропустили.
- Объявление в газете дать, с рисунком ядерного взрыва? Чтоб по картинке нашли?
- До девятнадцатого века со СМИ еще напряженно. Надо литературное произведение издать.
- С портретом Наполеона? Воображение правит миром!
- L'imagination gouverne le monde! – поддакнул профессор.
Помолчал бы, аспид!
- Лучше, Пушкина. С его текстом. И рисунками, как на полях рукописей.
- Сумеешь изобразить?
- Думаю, да.
- Текст переведешь или на русском?
- Он первые стихи на французском писал.
- Наизусть помнишь?
- Кое-что.
- Ну, может и сработать.
Инструктор облегченно улыбнулся – экзамен выдержан.
18.3.
Вот, к чему вся эта валтузня?
Допустим, расспросить хронавта о планах на «выходе» – служебная обязанность начальства.
Заодно, узнаешь, чем посланец дышит. Любит Николаша в чужих кишках лишний раз покопаться, хлебом не корми, но проверка на вшивость знанием истории – какое-то ноу-хау в его репертуаре. К поступкам Островской примеривается?
Успешное спасение затерявшихся душ – отчасти дело рук их самих, бывало и такое. Так студентка у нас не потерялась, а с больной головы в беррийские графини намылилась. С чего бы ей о себе сразу весточку подавать?
Только когда поймет, что девичьи грезы медным тазом накрылись. За бегство по головке не погладят, но все лучше, чем в местных реалиях зазря пропадать.
Начальник СпецОтдела скомандовал инструктору: «Идем!», отмахнулся от подскочившего куратора и вывел хронавта из кабинета.
На Сент-Антуане лишний раз не акцентировался.
Оставил до «выхода»?
Чтоб профессор не заносился?
А Россия Николаше к чему?
Парижский портал пятилетней выдержки накрылся? И следующий – уже на русской земле?
Тогда профессор - еще не в курсе.
А хронавта просветят в Релокационной.
Было у нас такое, давно, правда, без пропаданства, а с перескоком, через Русское царство. Российское – если на византийский манер.
В Московии парень сошел за заезжего француза – речь русская была еще другой. А приглашение на службу иностранных офицеров, ставшее распространенной практикой, и пригодилось. Русской армии было чему поучиться – европейская военная наука и техника являлись более передовыми.
А век-то на Руси был «бунташным»: Смутное время, интервенция польская, Смоленская война. Хотя при Федоре Михайловиче Смута и закончилось, но речь о стабильности и о переходе жизни в мирное русло еще не шла: бродили разбойники, ищущие, где поживиться, не подчинявшиеся никому, вольные казацкие или польские отряды. Королевич Владислав еще не отказался от претензий на русский престол, положение на западной границе оставалось неспокойным, на юге угрозой - крымский хан.