...Как ему плохо, Казимир ощутил только на второй день, когда отступило забытьё и отпустил букет из наркоза и обезболивающих, а постоянно капавший под кожу физраствор утолил наконец жгучую жажду. Не открывая глаз, он знал, что опять не дома. Полежав ещё пару часов, собирая оплавленные осколки сознания и приходя в себя, он недоуменно почувствовал, что находится в логове врага — сияющего демона. Забеспокоился, пошевелил пересохшими губами, неожиданно издал стон, похожий на слабое грудное рычание, но пошевелиться не смог. Тут же услышал тихий басовитый голос, что заворчал рядом успокаивающе и почти ласково. По голове между ушей пролёг тёплый и уверенный след от человеческого прикосновения. Бегич впрыснул в капельницу новую дозу обезболивающего, и Казимир снова затих на несколько часов, так и не открыв глаза.
Время от времени приходя в себя, кот обнаруживал присутствие рядом большого чужого человека, тот приговаривал что-то, осторожно протирая кошачью морду влажным тампоном, поправлял трубки, которые тянулись от серой лапы куда-то вверх, проверял сухой горячий нос больного зверя и снова принимался расстроенно ворчать. Чувствовал Казимир и собаку большого человека, она ревниво следила, оставленная за порогом, не отходила ни на шаг от хозяйской двери и даже опрокинула свою миску, чтобы привлечь его внимание. Бегич не гнал пса, только тихо, но сурово выговаривал ему, объяснял, указывал на место, велел не мешать и не беспокоить, пёс слушал его, сопел обиженно и принимался толкать миску носом, словно был голоден.
От рук странного соглядатая к беспомощному Казимиру шёл мощный поток тёплой уверенной энергии, в ней угадывалась первобытная связь степняка со всем живым, что зависит от него и от чего издревле зависит он сам... Бегич делал всё, что умел, чтобы выходить вверенного случаем пациента, а умел он многое. Умел ставить уколы, менять капельницы, не спать столько, сколько потребуется, и быть незаменимым во всём, но за увечным зверем он смотрел не только потому, что так приказал хозяин Орлиного гнезда. Просто этого требовала сама его природа. Он даже поводил руками над тугой повязкой и несколько раз повторил что-то похожее на заклинания — странно растянутые рокочущие звуки, что поднимались к горлу от солнечного сплетения и выкатывались в тишину комнаты сквозь сомкнутые плотно губы, потом умылся и принялся наблюдать. Казимир ещё ленился открывать глаза, но уже знал, что снова придётся что-то делать, собирать и плести потоки чужого света, питаться ими, восстанавливать своё совершенно растаявшее биополе. Рядом был донор, открытый и сильный, который щедро делился энергией, давая возможность раненому зверю окрепнуть, и Казимир знал, что сам должен делать, что теперь настала его очередь...
...Теперь настала очередь главного. Эскизы костюмов для оперы-буфф были готовы, просушены феном, реконструированы по отметинам столетнего пути в зелёной папке: чайная капля в углу диаметром ноль восемь, жирный тонкий след по кромке и хорошо заметная вдавленность прямо на лбу Человека Будущего. Тимур за каждой пометкой времени следил с лупой, дышал Илье в затылок, придирчиво сверял направление мазков, густоту акварели, изгиб угольной линии-рамки. Он был доволен и деятелен, ведь всё налаживалось — питомец был послушен и талантлив. Тимур опять так начал называть Илью — «питомец», хотя, конечно, никаких планов возвращения его в свою постель он уже не строил. Но на коротком поводке этого иллюстратора нужно будет держать, он ещё пригодится!
Илья же, напротив, занимался самоедством. Ошеломление первого дня работы над копиями сначала сменилось отчаянием, а потом лихорадочным поиском выхода из патовой ситуации. Выхода он не находил, по всему получалось, что Тимур всё-таки и славы добьётся, и обогатится за счёт своего коварства. Успокаивало только одно: Бегич сообщил, что Казимир поел и морду поднял, а «значит, к житью». Правда, Хэнк, почуяв в доме подозрительное животное с враждебным запахом, рычал почти безостановочно, как будто выговаривал хозяину всё, что накипело в его собачьей жизни. Похоже, что пёс обиделся на Бегича, отворачивал свою морду, опрокидывал кормушку, и это охранника сильно огорчало. Зато это помогло Илье вернуть Казимира.
В понедельник Тимур забрал оба готовых фейка и куда-то с ними устремился. Велел Илье начинать работу над «Победой над Солнцем», но тот сказал, что нужно выспаться, и потребовал привести Казимира, тем более что эскиз декорации с квадратным солнечным затмением выполнен углём, геометричен, технически прост, ибо здесь нет «блуждания в голубых тенях символизма»*, поэтому работа будет быстрой. Тимур, впечатлённый качеством первых подделок, на мгновение задумался и позвонил Бегичу, чтобы тот привёз кота. Сказал, что последнюю работу Илья тоже будет делать под контролем, а пока нужно спать, чтобы рука была твёрдой.
Илья воспринял этот широкий жест как маленькую победу. Стоило Тимуру скрыться, он залез в Интернет и нашёл анонс: в пятницу в доме Матюшина миру будут представлены долгожданные находки, о которых ранее пророчествовали искусствоведы. Найдены недостающие элементы серии эскизов К. Малевича к футуристической опере «Победа над Солнцем»! Среди всего прочего главная находка — первое появление чёрного квадрата как осознанной формы нового направления в авангарде. Шедевры представит талантливый во всём, такой-растакой гений и замечательный человек — Тимур Бахтияров, сделавший много для музея и для истории русского искусства в целом. На презентации предполагалось воссоздать кусочек оперы, как раз с героями на найденных эскизах. Илью вновь охватило уныние. Как остановить этот фарс?
Выйти из такого состояния помог Бегич. Он привёз Казимира. У Ильи даже руки затряслись: его кот был худ и жалок. На туловище повязка, там, где был ожог. На передних лапах выбритые зоны размером с пятирублёвик. В одну лапу вставлен маленький катетер для внутривенных вливаний, он прикреплён пластырем. На другой приклеена какая-то странная полоска, разделённая на несколько квадратиков. Казимир спал в мягкой переноске с сетчатой крышкой. Илья бросился к коту, чтобы погладить, оживить, выпросить прощения. Но Бегич сурово отстранил непутёвого хозяина. Зашёл внутрь комнаты, кхекнул. Выбрал для кота место — полосатое кресло, — аккуратно поставил переноску, отстегнул сетчатую крышку. Завернул стенки, превратив приспособление в уютную кошачью лежанку. Вытащил из кармана свёрток и всучил его Илье:
— Здесь лекарство. Это кончится, надо новое поставить. На перевязку послезавтра. Здесь адрес лечебницы. Больше пить. Следи за температурой. Всё. — Бегич недобро сверкнул глазами и указательным пальцем тихонько провёл по кошачьему лбу. Погладил типа. А потом уже лично для Ильи: — Шабаркнуть бы тебе по башке безмозглой, да Тимур Раисович не велел.
Конечно, Илья помнил, что он «угостил» Бегича бутылкой по голове и у того есть повод прибить беглеца, поэтому на последние слова он и не среагировал, только уже в спину бахтияровскому церберу спросил достаточно нагло и звонко:
— А что это за полоска на лапе?
— Это температурный индикатор, чёрт-те что… — За Бегичем хлопнула дверь. И Илья сразу опустился на колени перед креслом с драгоценным другом.
— Казимир… Мой Казимир… — И кот вдруг открыл глаза.
...Открыл глаза, и в подтверждение внутреннему тепло-золотому свету, что, опережая все догадки, уже расцвёл под веками, Казимир сразу наткнулся на виноватый и затравленный взгляд своего человека. Тот выглядел истрёпанным, аура в клочья, потоки отчаяния вперемешку с истерической радостью, он говорил что-то не умолкая, шевелил губами, шмыгал носом. Казимир сканировал его с ног до головы, изучая на предмет основных повреждений. Дело выглядело неважно, но поправимо — сразу понял кот. По всей комнате клубились остатки недоброго холодного света, он пропитал всё кругом, следы торжествующего охотника остались на всём, к чему тот прикасался: на столе с гудящими ящиками, где хозяин создавал свои картинки, на полках с весёленькими чашками, где любил прохаживаться Казимир, на диване, под которым у кота хранились личные вещи, — сплошной погром, полосатое кресло фонило так, словно источник холодного вражьего огня решил навсегда угнездиться в нём и основательно пометил.