В семнадцать парень с улицы, не имеющий ни жилья, ни знакомств, заявляется к директору молдавского драматического театра в Кишинёве и поступает в труппу. Несмотря на крошечные роли в эпизодах недоросль ликует -- он уже артист и живёт в самой лучшей стране, где все люди братья.
Уже скоро он понял, что окружающие считают его славным парнишкой, но ничего более чем участие в массовке и реплики 'Кушать подано!' не заслуживающим. Я вам покажу -- кушать подано! Позже выяснилось, что весь филигранный рисунок актёрской игры в фильмах его рук дело. И когда актриса в цветущем саду щемяще-трогательно раскрывает объятия возлюбленному, она повторяет движение и чувствование человека стоящего слева от кинооператора -- Михая.
А пока посланный в Москву на актёрские курсы Михай вдруг узнаёт, что в соседнем помещении учат на режиссёров, по сравнению с которыми актёры просто мелкая сошка. И становится слушателем Высших режиссёрских курсов, а затем перебирается во ВГИК. Его не должны были принять -- он не окончил школу, у него не было свидетельства о среднем образовании. И как он прошёл конкурсный отбор? Правда, и Иосиф Бродский как-то обошёлся семью классами, но он не стремился поступать в Литературный институт.
А не представил ли Монтяну во ВГИК направление от Министерства культуры Молдавии: каждая союзная республика имела квоту в высших учебных заведениях Москвы? Не освободило ли это его от входного контроля -- творческого конкурса? Но дальше-то надо было не вылетать...
Об этих важнейших годах в Москве почти ничего не известно -- с кем дружил, переписывался, любил. В скупых воспоминаниях однокашников -- Монтяну со стипендии играющий на бегах, и какая-то девушка, плавающая за сборную России. Читатель, верно, уже включил воображение -- Михай, сидящий у бортика бассейна, когда эта красавица с идеальной фигурой в мокром обтягивающем купальнике, как нимфа, выходит из воды.
И ничего о его университетах, через которые он продирался, о том периоде, когда он мало что знал и многое не умел. Не сохранился дипломный фильм -- кто же хранит студенческие работы. А может, мастера, его наставлявшие, а он учился у Ромма и Герасимова, считали его посредственностью? Ни один них не отзывался о нём с гордостью. Вот запись экзаменатора -- "Автор этюда обнаружил режиссёрское дарование. Удовлетворительно".
А посредственность стремительно нагоняла, впитывала и понимала, что Москва не Бухарест, и всё великое делается здесь. Он всегда будет потом стремиться в Москву.
Неизвестно, как в человеке просыпается художник, непонятно, как после одной ученической работы появляется мастер, заворожено рассматривающий мир. Да, это был дар, с первого же фильма "Лунные поляны", где герой с восторгом и замиранием сердца несёт на руках любимую девушку (её играла Ольга). И подкатывало что-то, и также замирало сердце зрителя.
Он всегда снимал только о молодости.
II. Любовь-морковь и всё такое
Писать стихи Монтяну начал рано. Вот взятые наугад строки того времени (здесь и далее подстрочник автора -- М.К.) из газеты "Молдова тынерэ": "Отстреливаясь, с бурами скачу". И -- "Вернись, любимая!/Никогда". Популярна была тогда книга "Капитан Сорвиголова".
Ясное дело -- романтическое мироощущение с любовной линией, мало общего имеющее с действительностью. Наоборот, стихи с рефреном -- вернись, любимый! -- Михаю будут писать женщины, а он будет отвечать -- никогда!
Ему была чужда причёсанная под общую гребенку жизнь, и наперекор ей влекли яркие и самобытные национальные нравы.
Он напишет много лирических стихов, с годами всё лучше и глубже. Женская приязнь витала вокруг него всегда. Она была для него, думается, как энергия существования. Когда он видел красивую женщину, буквально расцветал. Не посмотреть ей в глаза -- без этого он не мог.
Во времена его молодости общественная мораль была консервативной -- чтобы добиться женщины, надо было на ней жениться. А он обошёлся. Всегда выбирал красавиц. Он был им признателен и благодарен, но не больше. Власти над ним не имел никто -- он был как тот кот, который ходит сам по себе.
Да, Михай тоже согласен был носить их на руках. Но -- вникать в их проблемы и переживания, слушать, примиряться? Хм, он даже не знал, что это такое.
Впрочем, его просто любили. Его любили все. Он приехал в передовую, огромную, с удивительным будущим страну, и сам он тоже был особенный.
Он снимал, кого хотел. Он мог уговорить любого, даже, как тогда шутили, троллейбус. Экстрасенсы растолковывают: у таких людей очень сильное, плотное и стабильное биополе, и окружающие это чувствуют. Мы не сведущи в тонкостях человеческой природы, но догадываемся -- такие, как Михай, делают мир лучше.
Давным-давно, когда был автор молод и зелен, и сидел на смене в аппаратной рядом с начальницей, она к разговору о Монтяну обронила непонятное:
-- Он настолько выделяется, что, кажется, сам против себя. -- И добавила: -- Нет более завистливых и мстительных людей, чем творческая интеллигенция...