– Батарея, прицел прежний, заряд полный, четыре снаряда беглым – огонь!
Осатаневшие от грохота номера опрометью кинулись к зарядным ящикам…
С борта камовской «Мухи» было хорошо видно, как на батарее еврофашистов встали огненные столбы разрывов. Летчик-наблюдатель младший лейтенант Трофимов толкнул в бок командира, старшего лейтенанта Сергиенко, и показал пальцем вниз. Командир кивнул и повел свой легкий аппарат на снижение. С минимальной скоростью они обошли по широкому кругу позицию бывшей батареи, Трофимов несколько раз отщелкал фотоаппаратом, чтобы иметь подтверждение успешного выполнения задачи, и АК неторопливо двинулся дальше – для батареи капитана Уварова найдутся и другие цели.
В это же время в воздухе столкнулись две воздушные армады. Бомбардировщики и истребители сопровождения Третьего Евросоюза – а именно так с легкой руки президента США Рузвельта начали называть объединившуюся Европу, летевшие на советские города, напоролись на поднятые по тревоге истребители ПВО и авиационные части РККА, шедшие на запад с ответным визитом.
Тот первый день запомнился выжившим пилотам на всю оставшуюся жизнь. Несмотря на категорический запрет таранных ударов, некоторые советские пилоты в ярости бросали свои машины в лоб атакующим немецким самолетам и прихватывали с собой в могилу еще нескольких врагов.
Майор Александр Покрышкин вел в бой эскадрилью двадцать шестого истребительного полка ПВО. За последние два месяца в полку редкий день проходил без тревожного вылета, хотя результат бывал не всегда. То ли это были учебные тревоги, то ли нарушителя успевали перехватить еще до зоны ответственности Варшавского района ПВО – Александр не знал, как не знал и того, почему их подняли по тревоге в четыре часа утра и бросили в небо. «Точно мальчишка поднял стаю голубей», – подумал он, вспомнив автомашину с ярко-желтым флагом на шесте, установленном в кузове, которая вывела его эскадрилью на взлетную полосу. Собственно говоря, майор Покрышкин Александр Иванович был не командиром эскадрильи, а командиром полка, но вот уже два дня, как комэск капитан Иванов был в госпитале. Банальный аппендицит – ничего страшного, но летать он, пожалуй, месяца три не будет. И хотя Александр, в принципе, вполне доверял заму Иванова – старшему лейтенанту Гилаеву, но все-таки… Вот почему-то сегодня, как говорится, сердце было не на месте, и майор решил вести эскадрилью сам. Тем более что кроме Иванова в эскадрилье не было летчиков с боевым опытом – только молодежь, закончившая училища уже после окончания Пограничной войны.[22]
Сам же Покрышкин сбил в Пограничной войне двенадцать самолетов противника лично и два в группе, получил орден Красного Знамени и звание капитана досрочно. Так что он знал воздушный бой, умел его вести и старался обучить своих подчиненных всем хитростям и премудростям истребительной службы.
В кабине «Мига» – а именно так среди знающих летчиков именовался И-220, ожила рация:
– Сокол, Сокол, я Гнездо.
– Есть Сокол.
– В квадрате пятнадцать вам навстречу движется групповая цель. Высота три с полтиной. Скорость – четыреста. Как поняли?
– Понял вас, Гнездо. Количество?
– Неопределяемо. Сокол, Сокол, как поняли? Неопределяемо.
Покрышкин присвистнул. «Неопределяемо» – значит «очень много». Очень-очень! Это значит – война…
– Понял вас, Гнездо. Идем на перехват. Эска.
Быстро проинструктировав полк и задав построение эскадрилье, Покрышкин вывел полк на высоту шесть тысяч метров и пошел вперед. На всякий случай оглянулся: ведомый, младший лейтенант Голубев, держался как приклеенный. «Молодец, тезка, – тепло подумал майор. – Не зря я его гонял…» А потом время для размышлений закончилось: навстречу, построившись «свиньей», шли самолеты противника.
Покрышкин, сделав «горку», вырвался слегка вперед и определил по силуэтам – навстречу идут бомбардировщики Хейнкеля Не-111. Двухмоторные, без выделяющихся над фюзеляжами кабин, они несли по три тонны бомб каждый. Чуть выше держалось прикрытие – истребители Bf-109F и скоростные перехватчики Fw-190. «Около полка», – определил на глаз двадцатидевятилетний ветеран. И скомандовал по радио:
– Соколы один, два! Берете на себя конвой. Остальным – работать по брюхатым! Как поняли?
Командиры эскадрилий – Соколы один-два-три-четыре-пять – подтвердили прием, и уже через несколько минут все шесть с лишним десятков истребителей полка мчались вниз, атакуя незваных гостей.
Экипажи «сто одиннадцатых» «хейнкелей» не успели даже понять, что случилось, как четыре бомбардировщика, уже дымя и пылая, валились к земле. Пятый бомбардировщик, попавшийся в прицел советских перехватчиков, просто взорвался в воздухе, разбрасывая вокруг себя тучу раскаленных осколков. Видимо, снаряд калибра двадцать три миллиметра угодил аккурат в бомбоотсек. Пытаясь увернуться от осколков, два бомбардировщика столкнулись. У одного оторвало левую плоскость, второй лишился носового остекления, и оба рухнули вниз.
22
Это неофициальное название получили советско-финская, советско-польская, советско-латвийская и советско-эстонские войны 1938–1939 годах. Проходившие практически в одно и то же время, они считались в СССР одной войной (каковой по сути и являлись). Более подробно о ходе этих войн см. книгу «Тактик».