– Тут она была, самка, молодая. Может, не одна. Мало назад, запах свежий.
Друзья переглянулись.
– Ты запах следов унюхал? Прямо с земли, где она стояла? – заинтересовался Максим.
– Не стояла. Территорию метила. Хорошая!
– Откуда ты знаешь, что хорошая? – улыбнулась Зира. – Запах приятный?
– Запах правильный. Хорошая – пометила тут. Теперь знаем, что они близко. Мы тоже пометим, да? Надо, чтоб нас находили?
Друзья снова переглянулись. Не удержавшись, Зира прыснула, хоть было в общем-то не до веселья, в любой миг из лесу мог прилететь запущенный пращей булыжник. Как метко их гвыхи кидают, Максим знал не понаслышке, – нога дернулась от воспоминания.
– Ты пометь, – согласился он. – Мы пока воздержимся.
Они деликатно отвернулись, слушая, как Конг пускает струю. Потом великан двинулся вдоль края поляны, внимательно внюхиваясь и всматриваясь. Искать долго не понадобилось, вскоре он замахал рукой, подзывая друзей. И опять пришлось топать сквозь чащу. Но именно топать, а не проламываться, – под ногами вилась едва различимая тропа. Идти, зная, что с каждым шагом приближаешься к логову свирепых дикарей, было жутковато. Наверное, Максим никогда бы не затеял подобную авантюру, если бы не побывал в мире народа Двона, не погостил в стойбище, не познакомился с мамкой Рыхой. Конечно, эти гвыхи были настоящими дикарями, не тронутыми криссовской заботой, в отличии от соплеменников Конга. Но разве это многое меняет? Разве добрийцы свирепее жителей Вирии? Огница свирепее Зиры? Королева Зорина свирепее Рен-Рендука?..
Пример с Рен-Рендуком не годился. Бывший консул Синего Ордена стоял особняком от остальных людей. Следовало хорошенько обдумать, что этот тип представляет собой на самом деле. Давно следовало, да время на мерзавца тратить не хотелось.
Максим помнил, что в мире народа Двона гвыхи устраивают стойбища в пещерах, но так как в окрестностях гор не наблюдалось, ждал увидеть шалаши, навесы или нечто подобное. Каково же оказалось его изумление, когда деревья расступились и прямо перед ними возникла сложенная из каменных валунов стена. Стена была невысока, – Конгу по макушку, – и длиной не более пяти метров, но это явно было каменное строение.
Они застыли на месте от неожиданности. Конг осторожно подошел к стене, потрогал, принюхался.
– Вкусно пахнет, – сообщил. – Мясо, на костре коптили.
Он шумно проглотил слюни, живот его громко забурчал. Максим и Зира тоже за весь день ни крошки во рту не держали. Хорошо, что у людей обоняние не так развито, – аромат копченного мяса они сквозь каменную кладку не уловили.
– Это что, стойбище? – уточнил Максим. – Они его не охраняют?
– Мой не знать. Мой посмотреть…
Но посмотреть Конг ничего не успел.
– Хэй, красавчик, где коротышек поймал?
Из-за угла строения вышла гвыхиня. Молодая – груди не успели обвиснуть. Касательно гвыховских канонов красоты Максим судить не брался. Гвыхиня была почти на голову ниже Конга и шерстью покрыта не черной, а скорее пегой. Всей одежды – набедренная повязка из шкуры зверя, куда менее волосатого, чем владелица повязки. Вдобавок намотанная на левую руку праща и увесистая сумка через плечо – не иначе, с камнями для стрельбы.
Чужаки, подобравшиеся к самому стойбищу, гвыхиню нисколько не испугали, разве что удивили. Она подошла ближе, мельком взглянула на Зиру, куда внимательнее оглядела Максима. Причмокнула, сообщила с видом шеф-повара:
– Хорошее мясо, молодое. Правильно приготовить вкусно будет.
Максим вздохнул: кажется, история повторялась. Зира сердито толкнула Конга в бок:
– Ты чего молчишь?
Великан, с вожделением таращившийся на самку, опомнился. Приосанился, выпятил грудь, объявил:
– Не мясо, друг! Веди к мамкам, говорить будем. Важное!
Гвыхиня посмотрела на него недоверчиво. Ткнула пальцем в Зиру:
– Друг? Голокажая – твой женщина? Ты какого племени? Откуда приблудился?
– Мой из племени Черноруких, стойбище мамки Рыхи!
– Не слыхала про таких. Ладно, веди своих голокожих. Прикажет мамка коротышку забить и закоптить, узнаешь, кто друг, а кто еда.
– Маленькие люди – не еда, – насупившись, буркнул Конг. – Мяса у вас и так много. Пахнет!
– Мало! Вернутся охотники, принесут добычу, – много будет. Пировать будем, ням-ням, – смачно облизнулась гвыхиня, дразня и без того пускающего слюни здоровяка.
Коптильня, она же кладовая, находилась осторонь от стойбища. Друзьям пришлось пройти метров двести по лесу, прежде чем деревья поредели окончательно и между ними начали попадаться жилые строения. Стояли они без всякого плана, то впритык друг к другу, то с промежутками в десятки метров. Называть их домами язык не поворачивался. Больше всего они походили на эскимосские иглу или на ледяную избушку Конга, но вместо снега и льда здесь были камень и дерево. Выкопанная в земле яма в метр-полтора глубиной сверху обнесена каменной кладкой, сходящейся незавершенным куполом, жерди из стволов молодых деревьев в качестве крыши. Пробивавшегося между жердями солнечного света вполне хватало для освещения, так что окна не требовались. Дверей в строениях тоже не было, – в том смысле, что служившие входом проемы в каменной кладке с прокопанной к ним канавой ничем не прикрывались и друзья могли беспрепятственно лицезреть внутреннее убранство домов, мимо которых проходили. Рассматривать там было нечего: сваленные вдоль стен нехитрые пожитки гвыхов и выстилающие пол ветви хвойников. Вряд ли такая подстилка уберегала от промозглого холода, царившего в яме, – «обогревающих камней», которыми криссы снабжали народ Двона, в этом мире не было и в помине. Впрочем, гвыхи холода не боятся, – с их-то шерстью! К тому же температура в этом секторе куда выше, чем в мире народа Двона. Если здесь нет вечной мерзлоты… Поразмыслив, Максим решил, что в секторах Сферы вечной мерзлоты быть не должно.