Народа на глаза попадалось удивительно мало. Может, из-за того, что стойбище стояло посреди леса, или потому, что каждый был занят делом. Женщины кроили и скребли шкуры, терли в каменных ступках семена, перебирали охапки травы и корешков. Даже дети не играли, а сидели рядом с мамашами, помогали. Завидев неожиданных визитеров, не бросались навстречу, разглядывали издали. На лицах однозначно читался гастрономический интерес. «Маленькие люди не еда»? Ну-ну. Затея с дипломатической миссией больше не казалась удачной.
– Интересно, что они с понимателями делают? Надеюсь, не закапывают вместе с костями, – пробормотала Зира. С тем, что ее сегодня зажарят и съедят, она смирилась. От обреченности этой Максима озноб прошиб.
Размеры у строений были самые разные. Имелись тут и семейные клетушки метра три в поперечнике, и громадные, в десяток метров общежития, занимавшие целиком небольшую поляну. К одному из таких гвыхиня их и подвела. «Мамкова пещера», догадался Максим.
– Стой тут! – велела проводница Конгу и, согнувшись пополам, зашла в дом. «Голокожих коротышек» она, ясное дело, проигнорировала.
– Мамка Горха, слушай: чужак пришел, молодой совсем, – донеслось из двери. – Говорит, из Черноруких каких-то. С тобой разговаривать просится.
– Самец-молокосос? Не стану с кем попадя разговоры водить. Откуда эти Чернорукие взялись? Они законов не знают? – голос у мамки был хриплый, слегка дребезжащий. Старческий, одним словом. – Хотят разговаривать, пусть их мамка приходит или хоть женщина взрослая.
– Так это… женщина с ним пришла. Только не настоящая – коротышка голокожая. И голокожий самец при ней, то ли сын, то ли сородич. Чернорукий понимает вроде, как они белькочут.
Немедленного ответа не последовало, видимо, мамка задумалась. К добру это или нет? Максиму очень хотелось верить, что к добру. Чтобы приказать головы чужакам отрезать, много думать не требуется.
Молчание затягивалось, и молодая гвыхиня не вытерпела, поторопила:
– Так что, чернорукого гнать, а голокожих на мясо?
– Не тараторь! – прикрикнула на нее мамка. – Ладно, гляну на эту невидаль. Ты ступай, делом займись.
Максим напрягся невольно, когда из двери медленно выбралась старая гвыхиня. Она в самом деле была старая, даже шерсть поседела. На голове и плечах вовсе зияли лысые проплешины. Но при всем том взгляд желтых глаз был цепким, зорким. Так смотрит правитель, умеющий повелевать своим народом твердо и жестко при необходимости.
Впрочем, юношу мамка Горха одарила лишь мимолетным взглядом, Конг ее тем более не заинтересовал. Зато она внимательно осмотрела Зиру. Уселась на предусмотрительно положенную у входа колоду, спросила:
– Чего надо?
Конг стушевался мгновенно. Засопел, закряхтел, неуверенно выдавил из себя:
– Еды нет, плохо… охота….
– В ваших лесах плохая охота, зверь ушел? – не поняла его мамка. – Сюда зачем приперлись, от меня чего надо?
Максим хотел подсказать приятелю, что следует говорить, но вовремя спохватился. Главной в их посольстве гвыхиня считает женщину, Зиру. Она и должна подсказывать. Он выразительно посмотрел на девушку.
Зира не сплоховала, деловито начала поучать Конга: