– Что с ним?
– Не знаю.
Максим сообразил: он так глубоко погрузился в воспоминания, что не заметил, когда девчонки вернулись из душа. Хорош кавалер, ничего не скажешь. Еще бы заснул на «брачном ложе».
Он открыл глаза, прищурился невольно от яркого солнечного света. Солнечного? Именно так. Изумрудное небо над головой и желтое солнце в зените. И лежит он не на мягком комфортном «брачном ложе», а на твердых острых камнях, сумка вместо подушки под головой. Правда, Зира и Огница никуда не исчезли. Сидят по обе стороны, смотрят встревоженно. Одеты в кожаные штаны и куртки вместо оранжевых вирийских тряпок. Как и он сам. Не было никакой Вирии, приснилась она.
– Где мы? – спросил первое, что в голову пришло.
– Хотела бы и я это знать, – вместо ответа буркнула Огница. Зира только плечами пожала. Обе они были мрачные, дальше некуда. Такими мрачными Максим их не видел.
Он сел, огляделся. Вокруг – скалы и каменное крошево, сквозь которое кое-где пробиваются чахлые былинки травы. За скалами – горы. Они почти закрывали серую полоску стены. А ближе – обломки дерева и металла, обрывки кожи и ткани. И устойчивый запах разлитого спирта.
Посреди обломков сидел Конг, тряс головой, усиленно чесал ее. Выражение на лице верзилы было обалделое – мягко говоря. Взгляд зацепился за изогнутую лопасть пропеллера, до половины вонзившуюся в каменистый грунт, и Максим сообразил наконец, – это же обломки дирижабля! Непонятно как, но они преодолели стену. Эйвы помогли, отключили свою чертову гравитацию.
Мгновенно нахлынувшая радость от догадки, от простого и понятного объяснения случившемуся, так же мгновенно и прошла. Потому что Зира лежала мертвая в гондоле, а теперь жива, Конг умирал от потери крови и удушья, а теперь здоров, Огница с размаху напоролась на острый край пропеллера, а теперь целая. Чего не скажешь о пропеллере.
И еще одно вспомнилось внезапно: на нем был защитный комбинезон, кожаная одежда лежала в сумке!
– Это вы меня переодели? – спросил у девушек.
Обе отрицательно покачали головами. Максим нервно схватил сумку, расшнуровал, заглянул внутрь. Комбинезон исчез. И станнер исчез. Мгновенный ужас, – но нет, карта на месте. Рядом с ней два десятка связок ломтей сушеного мяса, от этого сумка выглядела полной и даже пузатой. Максиму не требовалось пробовать на зуб, чтобы узнать это мясо: точно таким они подкреплялись в секторе-телохранилище. И он твердо помнил, что не взял оттуда ни кусочка. Все догадки улетучились из головы окончательно. Она была пустой до безобразия и звенела как колокол.
– Вы что-нибудь помните о случившемся? – попытался уцепиться хоть за какую-то ниточку.
Огница подозрительно покосилась на Зиру, Зира – на Огницу, и обе дружно замотали головами. Зато Конг откликнулся:
– Мой помнить! Хвостатые нападать, из стрелялок стрелять, всех убивать, кого не убивать, того забирать. Мой убегать, в коробку залезать. Хвостатый мне в спину стрелять, – больно!
– Это и мы помним, – кивнула Зира. – Дальше что было?
– Очень больно! Мой лежать, Зира меня заматывать. Потом черно. Открыл глаза – тут сижу, не больно. Вода – нет, лес – нет, только камни, как у нас. Коробка разбилась совсем. Гница и Зира – есть, уже проснулись, Маакса трясут.
– Я первая очнулась, – подтвердила Зира. – Огница позже.
– Это потому, что тебя опять насмерть прикончили! – осклабилась княжна. – Тритон тебе брюхо пропорол, кишки на пику намотал. Помнишь?
– Нет, – вирийка нахмурилась, покачала головой. – Помню, как я дирижабль держала, как его крутить стало. Я крюк отпустила, канат меня потащил… и все. Я уже здесь.
– Странно, – Огница посмотрела на нее недоверчиво. – Как помирала в гондоле, не помнишь? Как я тебя бинтовала?
– Нет, говорю же. Но спасибо за помощь.
– Не за что. Все равно не помогло мое лечение. Эйвы второй раз тебя заново сделали.
Максим поморщился от неприятного воспоминания, а больше – от слишком злого тона княжны. Заметил:
– Не исключено, что мы все прошли через протоплазмовую ванну. Тебя вон об эту лопасть знатно боком приложило.
Он посмотрел на ногу девушки. Вернее, на левую штанину. Штаны были те самые, что Огница пошила для себя в мастерской мамы Могобо. Целые.
Девушка его взгляд поняла. Помедлив, подтянула штанину, обнажая бедро. По нему змеился тонкий белый шрам. Она нахмурилась. Быстро повернулась к вирийке, не церемонясь, принялась расшнуровывать ее куртку, тоже целехонькую.
– Ты чего? – растерялась Зира. И охнула, увидев: на ее смуглом, в кубиках пресса животе белая полоса шрама была заметна еще отчетливее.