– Если криссы и прилетят, – неохотно согласился он, – людей они не убивать не станут.
– Лучше бы убивали! Что они со мной сделают, пока я без чувств валяться буду? Лапать, раздевать, в свои тряпки наряжать? Не хочу! Даже знать не хочу!
В голове Максима невольно всплыла картинка, как он карабкался по подвешенным в силовом поле телам. Представил, что Лучик лежит в основании такой «лестницы», и кто-то чужой опирается ногой на ее живот, хватает за грудь… Передернул плечами от омерзения. Он тоже не хотел такого.
– Мама твоя что говорит? – опередила его с вопросом Зира.
– Матушка желает, чтобы я с вами ушла. Но король и слушать ее не хочет. Мол, в экспедиции от меня пользы никакой, я только обуза.
– Если Рен-Рендук королеве отказал, то и со мной говорить не станет, – Максим развел руками.
– Еще как станет! Вы с Огницей – самые важные люди в экспедиции, без вас король не обойдется. Что потребуете, то он и сделает, лишь бы вас задобрить.
– Вот как? Что ж ты Огницу не попросила словечко за себя замолвить?
Девочка вздохнула. Призналась:
– Просила. Она не хочет, почему-то.
Максим и Зира снова переглянулись. Оба прекрасно поняли мотивы подруги. В опочивальне повисло молчание. Лучик ждала вердикта, а Максим не знал, что ей ответить. Да, он не хотел, чтобы девочку захватили криссы, но вовсе не был уверен, что в экспедиции ее не ждут опасности куда более страшные. Это во-первых. Во-вторых, после прибытия в Твердыню в их с Огницей отношениях образовалась непонятная трещина. У Максима имелись все основания предполагать: возьми он Лучика в поход вопреки желанию княжны, и трещина углубится. Было и «в-третьих», о чем Максим предпочитал вообще не думать.
Отвечать не потребовалось, Зира сделала это за него:
– Мы подумаем, как с этим быть.
Глава 4, в которой подтверждаются догадки
Максим опасался, что Рен-Рендук соберет для похода целую дивизию. Однако в отряде оказалось всего две дюжины бойцов. Зато самых лучших, по уверению Огницы. Все умели отменно стрелять из лука и станнера, метать ножи, драться на мечах и копьях, вдобавок отличались силой и выносливостью, – снаряжение и провиант каждому предстояло тащить на горбу, носильщики предусмотрены не были за исключением разве что Конга. Попали в отряд и несколько женщин-стражниц, мало уступающих мужчинам в перечисленных качествах. Это было дальновидное решение, иначе Зира, Огница и Лучик чувствовали бы себя неуютно от назойливого внимания мужчин в долгом путешествии. Да-да, принцесса шла в поход. Максим палец о палец не ударил ради этого, все устроила Зира. Как-то уговорила Огницу похлопотать за кузину? Спросить у княжны об этом он не решился, слишком уж та хмурилась. А Зира в ответ на вопрос вздохнула и отрицательно качнула головой, показывая, что не намерена делиться секретом.
Смотр своему отряду Рен-Рендук провел накануне выступления на пустоши у подножья Твердыни. Выстроил всех, включая принцессу, в шеренгу, долго ходил взад-вперед, вглядывался в лица, едва не внюхивался. Может, мысли читать пытался, предугадать хотел, кто струсит, предаст, выкажет слабину? Максим готов был поверить и в такое. Впрочем, от участия в походе король не отстранил никого, лишь разбил отряд на тройки и назначил старших. Максим тоже стал командиром тройки, состоящей из Зиры и Конга, и старшим проводником по совместительству. На более высокую должность он не претендовал. А вот Огница претендовала и получила ее заранее – заместитель командира отряда. На смотре ходила след вслед за королем, проверяла оружие и амуницию, делала замечания. Больше всех замечаний получила Лучик. Принцесса упреки сестры проглотила молча и с самым серьезным выражением лица пообещала устранить недостатки, зато Рен-Рендук усмехнулся и неожиданно подмигнул Максиму. Конгу замечаний не делали, только перечислили обязанности в походе: кроме собственного снаряжения нести вещмешки короля и принцессы. А при необходимости – и саму принцессу.
Королевская Твердыня провожала отряд тишиной. Не было криков, причитаний, громких рыданий. Многолетняя война с криссами приучила уцелевших жителей Добрии терять близких. Жены и дети уходивших воинов тихо всхлипывали и утирали украдкой слезы. Для людей, с самого рождения знавших один-единственный мир, покинуть его казалось почти тем самым, что умереть. Пожалуй, лишь непререкаемый авторитет короля заставил людей сделать это.