Да еще какая!
Так что плохих стихов не бывает.
Справедливости ради, хороших тоже не бывает. Не может быть по определению. По чьему определению? Тех же самых агностиков. Вот вам в двух словах, как говорится, суть набившей оскомину фразы Евтушенко, поэт в России… Ну, дальше вы знаете. Не хочу повторять. Оскомина.
Спр’осите, что такое интеллектуальные жмурки? Насколько мне известно – это коллективное молчание на заданную доктором Эрдманом Ю. К. тему с погружением на самое дно подсознания. При участии белого сухого вина или красного сухого вина, в зависимости от времени года и заданной темы. А вино пятьдесят лет назад было отменное, что бы там не говорили.
И сейчас можно встретить неплохое вино. И неважно где и при каких обстоятельствах. А вот Эрдмана Ю. К. уже так запросто не встретишь.
Что происходит на четвергах Стравинского кроме чтения стихов? Скажу прямо, не знаю. Никто не знает. Да и в том, что там читают стихи, сомневаюсь.
Существуют ли так называемые смутные стихи на самом деле – большой вопрос. Вот я привел выше поэтический пример. Вам эти стихи не знакомы, мне – тоже. Скорее всего, таких стихов нет и быть не может. Ну, что это за стихи, в самом деле? Вообще, что это? Нет таких стихов, и точка. Вместе с тем, то, что это стихи – сомнению не подлежит.
Вывод.
Не всегда нужно доверять своему слуху и зрению.
Вот вам еще один постулат агностицизма.
Имейте в виду, агностицизм крайне заразителен. Достаточно и пяти минут пребывания в компании агностика, чтобы самому сделаться законченным агностиком. Даже не почувствуете. И не узнаете. Никогда. И никто не узнает. Однако, как говорится, распишитесь и получите. Так что противопоставление жмурок Юрия Карловича и Сергея Романовича явная поспешность.
Зачем же, в таком случае, городился весь этот огород, справедливо спросите вы?
Очень просто – вспомнился Юрий Карлович, вот я его и упомянул.
Мне вспомнился или Ивану Ильичу, одному из учеников, посещавших знаменитые сумерки, не важно. Кто-то из нас вспомнил, следовательно, упоминанию быть.
Выдающийся был человек, Эрдман Юрий Карлович. Близкие звали его «барон». Он из баронов был, Юрий Карлович. Почитайте его дневники-этюды, и сами убедитесь.
А Сергей Романович с его четвергами здесь ни при чём. Скорее всего.
А, может, visa versa3, как говаривал Игорь Федорович, композитор, отличающийся изумительным сходством с только что упомянутым Иваном Ильичем, психиатром. Даром, что последний – альбинос.
Кто же этот агностик Стравинский, и кто такие его гости? Бывают ли вообще такие агностики и такие гости?
Придумать можно что угодно и кого угодно. И уж если нечто или некто придуман, он непременно уже существует. Персонажи – такая же реальность, что и наши соседи с их запоями и дрелями. А также с их прохудившимися чайниками.
А мог бы я, к примеру, вместо чайниками сказать чайками? А почему нет?
Персонажи – такая же реальность, что и наши соседи с их запоями и дрелями, а также с их чайками.
Пожалуйста.
Сказал. И тут же – нате вам. Будьте любезны, ступайте и выгляните в окно.
Можно и не ходить, и не выглядывать – знакомое по морским путешествиям курлыканье прежде даст о себе знать.
Чайки, прошу любить и жаловать!
С другими пернатыми не спутаешь. Явились тут как тут. Как говорится, не было бабе горя – купила порося.
Обожаю поросят. Уже объявлял. Не важно. Даже хорошо.
Ритм.
Ритм – главное, не уставал повторять Игорь Федорович.
Он о ритме говорил, я – о поросятах. Принцип – один и тот же.
Обожаю поросят. Может быть, даже больше, чем чаек.
А начиналось всё с чая, помните?
Цейлонский со слонами, помните?
У слонов и поросят много общего. Чайки – все же другое. И слоны – другое. Хотя если долго рассматривать слона, а потом резко перевести взгляд на чайник… Только это нужно делать резко.
Видите, что получилось?
Всё и все в этом мире связаны намертво невидимой бечевкой. Как письма из прошлого. Или будущего. Ибо всё возвращается на круги своя.
Однако что теперь с этими чайками делать? Серьезная проблема. Моря поблизости нет. Кормить их колбасой что ли? Покупать замороженный минтай? Придется каким-то образом выкручиваться.
Вообще фантазии опасны, доложу я вам. Да, но что мы без фантазий? И кто мы без фантазий? И вообще – кто мы? На каком основании рассуждаем о персонажах в интонации превосходства?