Зарево над кромкой леса в дальней части излучины теперь отражалось от дымной завесы и ярко освещало все вокруг. Оно превратило клочья тумана в золотой пар. Вода сверкала красными отблесками, и красным же светились валуны, выступающие над поверхностью. Но они покраснели и от другого: раненые залили их кровью во время переправы. Теперь по валунам торопливо прыгал направляющийся к пожару мальчик. Стоя на дальнем берегу, он обернулся к попутчикам. Авангард приближался к реке. Самые сильные уже доползли до воды и погрузили в нее лица. Трое или четверо, лежащие без движения, казались обезглавленными. Глаза ребенка расширились от изумления: даже его гибкое воображение не могло объяснить, как им удается дышать под водой. Люди же, утолив жажду, не могли собраться с силами и отползти от воды или поднять голову – они захлебывались. А за их спинами, на опушке, маленький командир разглядел столько же бесформенных фигур, сколько и прежде, но уже немногие из них двигались. Он ободряюще помахал им шапочкой и, улыбаясь, указал мечом в направлении путеводного света – огненного столпа, возглавляющего этот удивительный исход.
Уверенный в преданности своего войска, в свете зарева он легко преодолел полосу леса, взобрался на забор, перебежал поле, вертясь и заигрывая со своей тенью, и приблизился к пылающим развалинам. Разрушено все! Вокруг ни одной живой души. Но ребенка это не заботило: зрелище его развлекло, и он, ликуя, танцевал и подражал пляске огня. Он бегал вокруг развалин в поисках топлива, но все находки были слишком тяжелые, чтобы добросить их до пламени с безопасного расстояния. В отчаянии он швырнул в огонь свой меч, капитулируя перед превосходящими силами природы. Его военная карьера подошла к концу.
Пока он бродил вокруг огня, его взгляд упал на странно знакомые, будто виденные во сне, очертания. Он с интересом разглядывал их, и вдруг плантация и лес словно крутанулись на месте. Маленький мир вывернулся наизнанку. Полюса на компасе поменялись местами.
Горящее здание было его домом!
На мгновение он замер, оглушенный открытием, затем побежал на нетвердых ногах, сделал полукруг вокруг развалин. Там, ярко освещенный пламенем, лежал труп женщины: белое лицо смотрело в небо, вытянутые руки сжимали клочья травы, одежда была в беспорядке, а длинные темные волосы спутаны и покрыты запекшейся кровью. Снаряд оторвал большую часть лба, мозг вывалился из отверстия и стекал по виску – вспененная, увенчанная множеством красных пузырьков серая масса.
Мальчик вскинул руки, замахал дико, безумно. Его крики были бессловесны и неописуемы – что-то среднее между лепетом обезьяны и гоготом индюка – страшный, бездушный, кощунственный звук, дьявольский язык. Ребенок был глухонемым.
Он стоял неподвижно и смотрел на пожар. Губы его дрожали.
Летящий всадник [7]
1
Стояла солнечная осень 1861 года. В лавровых зарослях у дороги в Западной Виргинии лежал солдат. Он вытянулся на животе, упершись носками в землю и положив голову на левую руку, а правой рукой сжимая винтовку. Из-за неестественного положения конечностей и совсем незаметного ритмичного покачивания патронташа, висящего на ремне, он казался мертвым. Однако солдат всего лишь заснул на посту. Если бы его обнаружили, то и вправду убили бы на месте, и казнь стала бы справедливым и заслуженным наказанием за это преступление.
Лавры, где устроился нарушитель воинской дисциплины, росли в излучине дороги, которая уходила вверх по склону на юг, на самой вершине утеса круто сворачивала к западу и около сотни метров тянулась по вершине. Затем она вновь уходила на юг и, петляя, спускалась к лесу. На втором повороте лежал большой плоский камень, он будто смотрел на глубокую долину, откуда поднималась дорога. Камень нависал над высоким утесом – осколок, сорвавшийся с его края, пролетел бы не менее трехсот метров, прежде чем достичь верхушек сосен.
Излучина дороги, где лежал солдат, располагалась на втором возвышении утеса. Если бы не дремота, часовой сейчас мог бы окинуть взглядом не только короткий отрезок дороги и плоский камень, но и край утеса, и долину внизу. От этого вида у него точно закружилась бы голова.
Вся долина была покрыта лесом, за исключением самого дна, где раскинулся небольшой луг. По нему протекал ручей, едва видный с края впадины. С утеса эта прогалина казалась не больше обычного двора, но на самом деле занимала большую территорию. Зелень там была сочнее, чем кроны окружающих деревьев. За прогалиной поднимались громадные утесы, похожие на тот, по которому кто-то неведомым образом проложил дорогу и откуда обозревался этот уголок нетронутой природы. Долина с этой позиции простреливалась полностью, и можно было только догадываться, откуда брала начало дорога, пролегающая по ней, и куда впадал ручей, разделяющий землю пополам в сотнях метров внизу.