При всем своем величии и благоговейности Йосей был лишен своей прежней прославленной мощи. Его гордая, усатая голова указывала на то, что он должен был быть длинным, текучим существом, но его тело сейчас казалось вдвое короче оригинальной длины. Йосей сиял ярким белым светом, но искалеченный край его тела оставлял за собой след из сверкающего пурпурного тумана и густого розового пара.
- Он воистину великолепен, Констебль. Но как он себя чувствует?
Аояма выпятил грудь. – Он живет с этой кошмарной раной уже много дней. Любое другое существо бы умерло на месте, но Йосей продолжает сражаться. Солдаты говорят, что он не умрет, пока последний гоблин не будет изгнан из наших полей.
- Изумительно. С великим духовным драконом по одну сторону, и прославленными боевыми мотыльками Даймё по другую, Эйгандзё правит небесами. Акки не смеют и надеяться на победу.
Лицо Аоямы помрачнело. – Прости меня, служитель. Я так и не спросил твое имя.
Зеленоглазый мужчина повернулся к констеблю. – Тоши, - сказал он. – Ты можешь называть меня Тоши.
- Я хранитель хлевов боевых мотыльков, Тоши. Я поклялся ухаживать за этими великими созданиями, и оберегать их от всякого вреда. – Аояма снова вынул свою джитту. – Какой у тебя интерес к ним?
Тоши улыбнулся. – Ты, может и стар, Уполномоченный Констебль Аояма, но все еще проницателен. Я слышал, что мотыльки были едва не истреблены при последней битве. Я желал бы увидеть их своими глазами, прежде чем их вид исчезнет навсегда.
Аояма опустил оружие. – Понимаю. Ты едва не опоздал, Служитель Тоши. Осталось не более дюжины великих мотыльков, и даже это количество мы не в состоянии прокормить.
- Какая трагедия, - сказал Тоши. – Ты заставишь их голодать, или отпустишь на волю, самостоятельно добывать пропитание?
Аояма неловко переминался с ноги на ногу. – Я верный слуга Даймё, - неуверенно произнес он.
- Но также, единственный опекун мотыльков. Мне говорили, они восхитительные существа. Ты же не позволишь им увянуть от голода? Слухи вокруг крепости утверждают, что Конда и основная часть его армии были уничтожены, но ожили призраками и продолжают сражаться за вашу свободу. Если мотыльки умрут, продолжат ли и они сражаться? Присоединяться ли они к призрачной армии Конды? Или же они просто останутся мертвыми?
- Конда не был убит, - злобно сказал Аояма. – А насчет того, что произойдет с этими мотыльками, когда они умрут, то я не собираюсь выяснять это.
- Ах, но ты уже выяснил, констебль. Ибо сейчас их меньше дюжины, но неделю назад их было больше. Когда запасов продовольствия стало не хватать, ты выпустил нескольких на волю. – Глаза Тоши блеснули. – Не так ли?
Аояма стукнут фонарным шестом о землю. – Думаю, тебе пора отправляться восвояси, служитель. – Исамару встал, не сводя глаз с Тоши, ожидая команды.
Тоши сомкнул ладони и слегка поклонился. – Я понимаю твои переживания, Аояма, и тебе не должно быть стыдно. Буду с тобой откровенен: Я прежде летал на мотыльках Даймё. Я был о них высочайшего мнения, и всецело поддерживаю твои усилия спасти их, невзирая на то, что Даймё Конда или кто-либо другой мог бы подумать. Вы герой, сир, и добрый друг этим благородным созданиям.
Аояма пристально смотрел на Тоши, и его бумажный фонарь нервно раскачивался на конце шеста.
- Прошу тебя, - сказал констебль. – Я стар, но не слабоволен. Любой военачальник или мелкий Даймё во всей Камигаве пойдет на все ради приобретения одного из боевых мотыльков Конды. Может, я и … переместил нескольких моих подопечных, но я бы скорее сжег их живьем в хлеву, чем передал в руки врагов Эйгандзё. Мантия священника и льстивые речи не убедят меня в обратном.
С нарастающим рычанием от нового напряжения между людьми, Исамару залаял.
Открытое, простодушное лицо Тоши не изменилось. Сверкая глазами и слегка улыбаясь, он сказал, - Значит, у меня нет шанса убедить тебя отвернуться на пару секунд, и недосчитаться одного мотылька?
Аояма указал своей джиттой на гостя. – Ни единого. – Не сводя глаз с Тоши, констебль скомандовал. – Исамару!
В ответ, глаза собаки сузились, и пес врылся когтями в землю.
- Я прошу тебя передумать, Констебль. – Все еще улыбаясь, Тоши запрокинул голову. Капюшон сполз ему на плечи.
Символ, начертанный на лбу Тоши, мягко светился, излучая фиолетовое сияние на его лицо. Холодный ветер поднялся вокруг него, вздымая полы его мантии.
Он повернулся к собаке. – Исамару, - сказал он, – назад.
Рычание пса перешло в неуверенное поскуливание. Когда Тоши говорил, его дыхание выходило крупными облаками белого пара. Туман из его легких кристаллизировался в воздухе перед ним и снежинками оседал на пыльную землю.