Преследуемый уже перебегал улицу к частной пекарне Куликова. Бузонни бросился вдогонку…
— Э, господин… господин Галецкий!
Галецкий резко оглянулся. Наткнувшись на его холодный взгляд, Умберто невольно поправил канотье и втянул живот.
— Простите, если я не ошибся, вы Галецкий?
— Я — Галецкий, — раздраженно удивился тот. — Ну и что?
— Я вас сразу узнал. Я был на вашем, о, просто великолепном выступлении очень давно, о! В Санкт-Петербурге. Это было блестяще. Е meraviglioso! (Великолепно! — итал.)
— Допустим, вы не ошиблись, — перебил Галецкий, — что вам угодно?
— У меня есть деловое предложение. Но, конечно, не на улице. Два слова в ресторане при гостинице. Утром была замечательная севрюжка в клярэ. Я угощаю.
— Ни за что! Прощайте. — Галецкий повернулся, и тогда Бузонни, не собираясь легко сдаваться, просто грубо схватил его за плечо.
— С кем имею честь?! — взорвался Галецкий.
На нем был английский полувоенного кроя френч с галифе, в руке короткий стек, на ногах ботинки на толстой каучуковой подошве.
— О, простите, — Бузонни вновь поправил канотье, я не представился, известный итальянский артист, антрепренер, гастролер по несчастной России Умберто Бузонни. Мой менажерий «Колизей» объехал весь мир.
Бузонни перевел дыхание. Галецкий скептически молчал.
— Я предлагаю вам совместную антрепризу. Нас будет трое, но, учитывая ваш талант, господин Галецкий, предлагаю половинную долю. «Гафанаф!»… Иллюзионная аппаратура с вами?
— Я тоже хорошо запомнил вас, мистер Бузонни, — ответил Галецкий, — вы сидели в третьем ряду на седьмом представлении в «Модерне» 12 августа 1913 года. В первом отделении вы не вернули на поднос реквизитный бокал, а во втором пытались украсть у ассистентки шарик, меняющий цвета по просьбе зрителей.
— О, — сделал смущенную гримасу Бузонни, — я был моложе, глупее. Но мы же артисты!
— Так вот, — спокойно продолжал Галецкий и, переходя на ломаный итальянский, даже взял Умберто за сюртук, — я не выступаю уже шесть лет, и я не желаю иметь с вами никаких делишек, мистер зверинец. Мое искусство не для макак.
Услышав родную речь, Бузонни опешил.
— Вы ошибаетесь, с вами у меня ничего общего. — Галецкий с насмешливой и брезгливой улыбкой хлопнул Бузонни по плечу, как бы возвращая грубое прикосновение, и вытащил из его сюртучного нагрудного кармашка проклятый стеклянный шарик, меняющий по желанию цвета. Он покатал его на ладони. Шарик переливался всеми цветами радуги.
— Кара фаре вот маршаре, — с издевкой сказал Галецкий, чуть наклонил ладонь, шарик скатился вниз и разбился о булыжник вдребезги. Бузонни судорожно глотнул.
— Peccato! (Как жаль! — итал.) И не преследуй меня больше, дурак!
Кровь хлынула Умберто в лицо. Ярость с южной страстью затопила мозг. На миг ему стало дурно от гнева.
— Порка мизерия! Салопард… суайн… — бормотал Умберто, выпучив глаза, с багровыми пятнами на щеках. (Проклятье. Негодяй — смесь.) Глядя вслед уходящему Галецкому, он был готов убить его, растерзать, растоптать. Он чуть не заорал первое, что пришло в голову: «Вор, вор! Держите вора!» Но улица была пуста.
Ярость клубилась в голове.
Бузонни сделал несколько машинальных шагов за Галецким, но тот вдруг исчез в подъезде четырехэтажного дома.
«Меблированные комнаты и квартиры О. Трапс. Сдаются внаем на любые сроки. Цены умеренные», — прочитал Бузонни у входа, и тут его осенила одна злая мысль. Она сразу помогла взять себя в руки. Она заставила его шагать быстрым шагом. «Вы еще пожалеете, месье!»
Не заходя к Волокидину, антрепренер вернулся в гостиницу и обсудил свою идейку с Ринальто. Племянник считал, что ради такой добычи, как уникальная иллюзионная аппаратура, с этим паршивцем Галецким нечего церемониться. А упустить такой шанс здесь, в России, когда порядок полетел кувырком, — глупость непростительная… Он же и написал под диктовку Умберто подметное письмо на имя штабс-капитана контрразведки.
В письме было 16 орфографических и 32 синтаксические ошибки, но подействовало оно безотказно.
Когда напольные часы с репетицией тревожно и зловеще пробили двенадцать ночи, измотанные бесполезным поиском тайника с иллюзионной механикой Умберто с Ринальто прошли на кухню. Оба молчали и злились друг на друга. За два часа они тщательно осмотрели все четыре комнаты квартиранта: гостиную, спальню, кабинет, комнатку для прислуги, простучали все стены и полы, проверили три изразцовые голландские печи, перевернули вверх дном кладовку, обшарили ванную комнату, заглянули в туалет. В итоге: ни-че-го, если не считать фальшивого пальца, который обнаружил Бузонни на ломберном столике… С его помощью можно прятать «в руке» тонкие шелковые платки. Палец-футляр сделан из целлулоида, зажимается во время фокуса между безымянным и указательным пальцами. Энергичные пассы не позволяют зрителям разглядеть, что у фокусника на одной из рук не пять пальцев, а целых шесть… Еще Ринальто нашел под кроватью сачок с секретом. Сачок из толстой бамбуковой палки. При взмахе из верхней части сквозь специальное отверстие в сачок выскакивает складная имитация белого голубка. Издали при известном освещении птица вполне могла сойти за настоящую.