Бодряк пробормотал, что по счастливой случайности он увидал леди высшего общества с маленьким, колоритным дракончиком на плече и подумал, что это выглядит так чудесно.
– Ах, это звучит так чудесно, – сказал она. – Я должна это признать. Впрочем, также должна признать, что это означает ожоги, спутанные волосы и экскременты на спине. Да еще эти когти, впивающиеся в плечо. А затем всем не нравится, когда они подрастают и становятся слишком большими и дурно пахнущими, и у них есть выбор – или отправиться в Сияющее Убежище для Потерянных Драконов, или с петлей на шее в реку, бедняжки. – Она села, поправив юбку, из которой можно было бы сшить паруса для небольшой флотилии. – Хватит об этом. Вы согласны, капитан Бодряк?
Бодряк терялся в догадках. Давно умершие предки Рэмкинов взирали на него свысока из портретов, висящих на потемневших стенах. Между, вокруг и под портретами висело оружие, которым они предположительно пользовались, и пользовались успешно и весьма часто, судя по внешнему виду. Вдоль стен стояли шеренги доспехов. Как он мог заметить, с неисчислимыми дырками в них. Пол был покрыт пожухшими знаменами всех цветов и оттенков. Не надо было проводить судебного разбирательства, чтобы понять, что предки леди Рэмкин никогда не уклонялись от битвы.
Тем более потрясающе было то, что она была в состоянии сделать что-то совершенно невоенное, например, приготовить чай.
– Мои предки, – сказала она, следуя за его настойчивым взглядом. – Знаете, за последнюю тысячу лет ни один из Рэмкинов не помирал в собственной постели.
– Да, мадам?
– Источник фамильной гордости, как понимаете.
– Да, мадам.
– И, разумеется, лишь немногие из них умирали в других людях.
Чашка капитана Бодряка звякнула, ударившись о блюдце.
– Да, мадам, – сказал он.
– Капитан – это такой мужественный титул, я всегда так думала. – Она подарила ему широкую, блистательную улыбку. – Я полагаю, что полковники и прочие им подобные слишком самодовольны, майоры помпезны, но единственный, кто всегда ощущает, если где-либо происходит восхитительно опасное, так это капитан. Что же это такое, что вы должны мне показать?
– Я удивлен, – пробормотал он, – как большой болотный… э-э…
Он остановился. Что-то коснулось его нижних конечностей.
Леди Рэмкин последовала взором за его вытаращенными глазами.
– Ах, не обращайте на него внимания, – сказала она. – Просто дайте ему вежливого тумака, если он будет вам докучать.
Небольшой дракончик выполз из-под стула и возложил свою морду на колени Бодряка. Он уставился на Бодряка большими коричневыми глазами и капнул ему на колени чем-то едким. И он смердел, как кольцо вокруг ванны с кислотой.
– Это Росинка Мабеллин УдаряющийКогтем Первый, – сказала леди Рэмкин. – Чемпион и повелитель чемпионов. Он совсем сейчас не извергает огня, бедный сопливчик. Ему нравится почесывать брюшко.
Бодряк исподтишка делал свирепые попытки сбросить старого дракона. Тот жалобно жмурился и, растягивая в оскале пасть, обнажал частокол почерневших от копоти зубов.
– Просто столкните его, если он надоедает вам, – весело сказала леди Рэмкин. – Так о чем вы меня хотели спросить?
– Я удивлен, как можно вырастить такого большого болотного дракона? – сказал Бодряк, пытаясь сменить позицию.
Раздалось тихое ворчание.
– Вы проделали такой путь, только чтобы спросить меня об этом? Что ж… Мне кажется стоит вспомнить о Веселом Душке УдаряющемКогтем Анка, высотой в четырнадцать больших пальцев, от кончиков пальцев до завитков на голове, – задумалась леди Рэмкин.
– Э-э…
– Около трех футов шести дюймов, – вежливо добавила она.
– Не больше, чем этот? – с надеждой сказал Бодряк.
Старый дракон у него на колене начал похрапывать.
– Бог мой, нет. Конечно, он немного уродлив. Как правило, они не вырастают больше чем восемь больших пальцев.
Капитан Бодряк зашевелил губами, пытаясь быстро подсчитать.
– Два фута? – предположил он.
– Верно. Это, разумеется, лебеди. Курочки немного меньше.
Капитан Бодряк не собирался сдаваться.
– Лебедь – это самец дракона? – сказал он.
– Только после двухлетнего возраста, – торжествующе сказала леди Рэмкин. – До восьми месяцев его называют мухоловкой, затем до четырнадцати месяцев он петушок, а затем его называют оперившимся…
Капитан Бодряк сидел как зачарованный, доедая ужасный торт, его бриджи постепенно растворялись, по мере того как поток информации вливался в него, о том, как самцы сражаются языками пламени, но в сезон кладки яиц только курочки[13] извергают пламя, из-за сгорания внутренних газов, для того, чтобы высидеть яйца, которым нужна такая высокая температура, что самцы собирают дрова; группа болотных драконов называлась падением или смущением; самка была в состоянии откладывать до трех кладок по четыре яйца каждый год, большинство из которых вытаптывалась рассеянными самцами; и эти драконы обоих полов совершенно не интересовались друг другом, а также ничем, кроме дров, и это происходило один раз в два месяца, когда они становились целеустремленными как мотопила.
Он был не в состоянии предотвратить поход в загоны, расположенные на заднем дворе, переодевшись в кожаную одежду, закрывавшую его с ног до головы, а лицо закрывали стальные пластины, и был препровожден в длинное низкое здание, где свист раздавался казалось со всех сторон.
Температура была ужасная, но не настолько невыносимая, как коктейль из запахов. Он бесцельно плелся от одной металлической клетки к другой, в то время как грушеподобных, скрипучих маленьких страшилищ с красными глазами представляли ему как «ЛунныйПенни Княгиня МартовскоеОгорчение, которая ныне в положении» и «ЛунныйТуман УдаряющийКогтем II, который был признан самым породистым в Псевдополисе в прошлом году». Языки бледно-зеленого пламени шаловливо лизали ему колени.
Над многими стойлами были прикреплены розетки и сертификаты.
– А это, боюсь признаться, ХорошийМальчик Котомка КаменноеПерышко из Квирма, – неотступно продолжала рассказывать леди Рэмкин.