Попытался вспомнить все, что думал насчет коньяка. Особенно, что говорил О'Нил по поводу того, что он отбирает у тебя тот самый воздух, который дает.
Вслух сказал:
— Да-да… Да. Да. Да. — И сделал первый глоток
Нормально.
Даже неплохо. Более того: легко пошел.
Налил еще.
В «Анонимных алкоголиках» предупреждают о приступах жалости к себе. Мол, бедный я, бедный, налью-ка еще. Впрочем, я уже приложился.
Верно!
Разумеется, меньше всего я испытывал чувство жалости.
Жаль, конечно, что чертов говнюк разбил голову о журнальный столик. Или журнальный столик разбил ему голову? Я постарался выкинуть из головы эту картину.
Большая ли это потеря? Извращенец, портящий молодых девчонок
И все же я не находил себе оправдания.
Зазвонил телефон.
Снял трубку:
— Слушаю.
— Джек, это Саттон.
— Понял.
— Как ты там?
— Нормально.
— Небось пьешь?
— С чего ты взял?
— По твоей речи сужу.
— Ты кто? Моя мать?
— Слушай, брось этот тон. Я просто хотел сказать, что ты не один, приятель. Я заскочу, закажем большую пиццу, видак посмотрим.
— Прямо как свидание.
— Господи, Джек. Не знаю, что ты там пьешь, но на тебя это не похоже.
— На тебя тоже. — И я повесил трубку.
Теперь я принялся расхаживать и приговаривать:
— Кому ты нужен, мне на фиг не нужен. И пусть никто не звонит.
Я вырвал из стены телефонный шнур. Включил радио, нечаянно попал на лирику. Передавали «Элизе». Мне ужасно нравится, подумал я, завтра первым делом пойду и куплю. Спустя некоторое время, после того как я покрутил диск и попал на четыре разные станции, я уже собирался купить на следующий день:
Элвиса
«Иглз»
Джеймса Ласта
и
братьев Фари.
Потом подумал: «Зачем ждать до завтра?»
Посмотрел на бутылку. О Господи! Почти пустая. Неужели пролил? Наверняка. Это все объясняет. Потребовались усилия, чтобы собраться, поскольку я постоянно наталкивался на мебель. Наконец я был готов и крикнул:
— Сайонара,[2] ублюдки!
Пустая комната не ответила.
* * *
— Доктор, я попала в беду.
— О Господи, милостивый Боже!
Пришел в себя и обнаружил, что руки связаны. Дикое похмелье. Кажется, меня привязали к каталке. Голова разламывалась. Ноги сводила судорога. После «сайонара, ублюдки» я не помнил ничего.
Появилась медсестра, сказала:
— А, мистер Тейлор. Я позову врача.
Что и сделала.
Человек лет пятидесяти. Хвостик на затылке, легкая улыбка на губах. Наклонился надо мной:
— Мистер Тейлор, я доктор Ли. Вы помните, как оказались здесь?
Я попытался покачать головой, но боль была слишком сильной.
Он сообщил:
— Вы в «Баллинсло»… в психиатрической больнице. Думается, вы действовали бессознательно. Вы потеряли сознание у гостиницы «Хайден».
Каждую клеточку моего тела пронзил ужас. Пот ручьями тек по спине.
Врач сказал:
— Нам пришлось наложить гипс на ваши пальцы — похоже, вы кого-то ударили этой рукой. Это была неудачная мысль, учитывая, что у вас сломанные пальцы.
Я умудрился набрать в рот немного слюны и спросил:
— А нос?
Он громко расхохотался и сказал:
— Должен признать, мы потерпели поражение на этом фронте. Но я рад, что вы сохранили чувство юмора. Вам оно еще пригодится.
Медсестра сделала мне укол, и я снова отключился. Если мне что и снилось, то, слава богу, вспомнить я ничего не смог. Когда я в следующий раз пришел в себя, то чувствовал себя не так ужасно. Меня развязали — значит, дело пошло на поправку. Снова появился доктор Ли:
— Вы помните наш прежний разговор?
— Помню.
— Это было двое суток назад.
Я постарался достойно изобразить изумление, хотя чему изумляться в дурдоме? Доктор продолжил:
— Вы быстро поправляетесь. Наше тело — удивительное творение. Несмотря на безобразное к нему отношение, оно борется, пытается выкарабкаться. Но зачем, мистер Тейлор?
Я уже мог говорить — во рту не было той жуткой сухости.
— Не понимаю вас.
— Ну, думаю, понимаете, мистер Тейлор. Почему мы должны вас лечить, если вы, выйдя отсюда, тотчас сделаете то же самое?
Я не имел понятия.
— Не имею понятия.
— С вами ведь такое и раньше случалось.
— Верно. Не могли бы вы звать меня Джеком?
— Джек! Я могу попытаться напугать вас страшными историями. Каждый раз, когда вы теряете сознание, это репетиция мозговой травмы. Ваша печень в плохом состоянии, и не знаю, сколько еще продержатся ваши почки. Есть вопросы?
Мне хотелось спросить, какого черта я попал в этот дурдом, но решил, что доктор вряд ли сможет ответить на этот вопрос.
— Спасибо… за… то, что не зачитали мне смертный приговор.
— Мне кажется, я именно это и сделал.
Через несколько дней, когда я немного подсох, мне вернули мою одежду. Она была выстирана и выглажена. Я жутко обрадовался. Встал посреди комнаты, даже джигу станцевал. Неуверенно, правда, и недолго, но все же несколько па любимого ирландского танца умудрился сделать.
Печально, что взрослый человек испытывает такую благодарность за то, что ему дали возможность одеться.
Меня отправили к остальным больным. Я спросил сестру:
— Может, я останусь у себя в палате?
Жизнерадостный смех.
— Вы что, решили, что тут… гостиница? Выметайтесь, идите общайтесь с людьми.
Я не знал, чего ждать. Все-таки дурдом… Разве кругом не шатаются психи? Тут ведь бедлам во всех смыслах этого слова. Слюнявые пациенты, люди в смирительных рубашках — психи в моем понимании.
Но кругом было тихо. Не то чтобы полная тишина, так, легкий шумок. Как будто приглушили звук. Чудеса, которые творят лекарства. Напичкай их таблетками, и они будут смирными.
Обед подали в столовой. Светлая большая комната, совсем не похожая на ту, в которой нас кормили, когда я учился на полицейского.
Я взял поднос и встал в очередь. Все стояли спокойно и… тихо. Кто-то за моей спиной спросил:
— Новичок?
Я повернулся и увидел человека лет шестидесяти. Он совсем не был похож на… безумного! Хорошо одет, лицо портье. Нос весь в красных прожилках. Когда-то у него была неплохая фигура, но сейчас он казался обрюзгшим.
Я спросил:
— Заметно?
— Вы нервничаете.
— Правда?
Он вытянул руку. Руки у него были как у Лэрри Каннингхема. Большие и крючковатые. Мы пожали друг другу руки. Его пожатие было на удивление мягким.
— Меня зовут Билл Арден, — сказал он.
— Джек Тейлор.
— Привет, Джек Тейлор.
Я добрался уже до места, где выдавали горячие блюда. Раздатчица, толстая крестьянка, спросила:
— Чего тебе положить, лапочка?
Эта «лапочка» согрела мне сердце. Мне захотелось ее обнять.
Билл сказал:
— Здесь вкусные сосиски с капустой.
Я заказал сосиски.
Она спросила:
— Соусом полить, лапочка?
— Пожалуйста.
На десерт давали печеные яблоки и мусс. Причем в огромных количествах. Я взял себе и десерт. Какого черта?! Все равно я не собирался ничего есть.
Билл посоветовал:
— Займи место у окна. Я принесу чай.