Васе приглянулась девочка Таня, она была на два года старше его, но выглядела моложе. Маленькая, затравленная, с вечно опущенными глазами. Ее часто обижали другие девчонки, во время обеда быстро хватали ее пайку хлеба, воровали сахар. Насмехаясь, называли блаженной, вареной. Таня не плакала, закрыв глаза, ждала, когда товаркам наскучат издевательства. Василь решил взять над Таней шефство. Во время ужина у Тани опять отняли хлеб и сахар, заставив хлебать жидкую пшенку через край миски. За столом девочек стоял жуткий визг и хохот, смотреть на сцену унижения сбежался почти весь детдом. Дежурившая по столовой воспитательница пыталась перекричать визг десятков голосов, но не смогла, зайдясь в надсадном кашле. Василий подошел к веселящейся компании, отнял у Тани пустую миску, которой она пыталась заслониться от девчонок и, с маху надел на голову заводиле этого мероприятия, глухо стукнув по дну посудины кулаком. Получилось впечатляюще — все разом замолчали. «Кого еще уделать?» — вежливо поинтересовался Борзяк. Желающих не нашлось. Потом Вася принес Тане со своего стола чай в кружке и кусок сахару.
— Давай Танюха, мечи резче, а я рядом постою, чтоб не отнял никто.
Таня, приняв пищу из рук Василия, благодарно посмотрела на него, улыбнувшись, наверное, первый раз за время пребывания в детском доме. Однако счастье было не долгим, через два месяца Таня слегла, она и раньше подкашливала еле слышно, будто вздыхала, как бы извиняясь за то, что своим кашлем приносит кому-то неудобство. А тут кашель стал нестерпимым, жгучим и страшным. Таню тут же увезли в больницу, принялись лечить, но все было тщетно. Василий так и не узнал, что с ней было, отчего она умерла, как вообще попала в приют. Он даже не знал ее фамилии, он помнил только ее имя и то вскоре забыл его, окончательно зачерствев душой. И было от чего. Буйвол-Игнат обзавелся подручными из вновь прибывших ребят, наглых, дерзких, вороватых. Учителя и воспитатели в большинстве своем женщины, сами побаивались такого дитяти. Встретит где-нибудь в темном углу, какой спрос с малолетки? Даже не посадят.
«Пока не прибил никого, упечь не имею права» — разводил руками участковый, который два раза вызывал Игната на беседы. Да только он плевать хотел на нравоучения и угрозы старших.
— Мне тюрьма как дом родной будет, чем наш приют не тюряга? Да, я, считай с рождения уже сижу, подумаешь, с нар на нары перелягу, — гоготал Буйвол. — Гы, гы, гы, — вторили ему дружки. Компания издевалась над всеми подряд и, вот, дошла очередь до Василия.
Однажды у учительницы по математике украли кошелек с только что полученной зарплатой. Дело было не шуточное, нужда кругом, зарплата, и так мизерная, да и той женщина лишилась. А у нее дочка десяти лет, мужа нет, в гражданскую убили.
Старший воспитатель, решив отыскать пропажу устроил самодеятельный обыск. Ему надо было участкового вызвать, чтобы все чин по чину, да по протоколу, а он сор из избы выносить не стал. В тумбочке, возле койки Борзяка, он нашел красный учительский кошелек, без денег, естественно. Не разобравшись, напустился на Василия:
— Ах ты, сука, гад, бандитский выкормыш, у своих тыришь. Теперь без жратвы сидеть будешь, пока зарплату учительнице не вернешь, а там поглядим, что с тобой делать!
— Я ничего не брал, кошелек мне подбросили, — хмуро оправдывался Вася.
— А кто тогда брал, сучье племя?
— Не знаю я, вы власть, вы и ищите.
Учительницу обчистил Буйвол с подручными. Это знали многие мальчишки. Уже третий день Игнат сотоварищи хлестали по ночам водку на чердаке барака. По утрам, с помятой рожей и запахом перегара, попадался он на глаза учителям, но те молчали, старшему свои наблюдения не докладывали, как бы чего не вышло. В ту ночь Буйвол и еще два парня, спустившись с чердака, подошли к койке Василия. Вася проснулся от удара, нестерпимая боль пронзила тело, бить Игнат умел и любил.