Российская армия, как известно, любит тратить деньги на ненужные вещи и любит экономить на всем другом. В частности, на проектах, которые всегда стараются сделать типовыми, чтобы не платить за каждый по отдельности. Научно-исследовательский институт, в который они приехали, был точной копией того, где работал профессор Страхов, хотя и имел какие-то, только глазу опытного наблюдателя заметные, отличия. Например, трубы вентиляции, торчащие из-под земли. Судя по дистанции от первой трубы до последней, капитан Чанышев предположил, что подземное сооружение достаточно большое по длине, никак не меньше сотни метров. Естественно было предположить, что это тир.
Лаборатория располагалась в таком же корпусе, как и лаборатория Страхова, и даже в таком же левом крыле. Правда, когда проходили через нижний зал, чтобы подняться на второй этаж в кабинет руководителя лаборатории, Валерий Николаевич не заметил клеток с крысами. Здесь было больше столов с компьютерами, за которыми сидели сотрудники, отделенные один от другого стеклянными перегородками.
В кабинете руководителя лаборатории профессора Крейцера имелось одно окно, выходящее в нижний рабочий зал, и, наверное, из этого окна, со стороны зала, покрытого зеркальной пленкой для создания односторонней видимости, он заметил приход гостей и вышел встретить их чуть ли не на лестницу. С полковником Симагиным профессор поздоровался как со старым знакомым, а на капитана Чанышева посмотрел очень внимательно и оценивающе. На профессоре был мундир полковника, но это, видимо, больше соответствовало его должности, чем призванию, поскольку армейской выправки в Крейцере заметно не было и командных ноток в голосе не чувствовалось.
– Прошу… – пригласил Крейцер в свой обширный кабинет. – Присаживайтесь кому где удобнее. Так это, значит, и есть главное лицо наших грядущих испытаний? – спросил он полковника Симагина, продолжая при этом внимательно рассматривать капитана Чанышева, на которого должен был положиться в важном деле своей лаборатории.
– Так точно. Капитан Чанышев недавно сотрудничал с профессором Страховым. Насколько я понимаю ситуацию, полковник Страхов остался доволен испытателем, так он мне недавно говорил. Профессор даже оставил свою аппаратуру после первого этапа на попечение капитана, а сам в Москву по срочным делам вернулся. Доверил свое детище…
– Да, его аппаратуру не каждому доверить можно, – согласился Крейцер. – К сожалению, я не готов к участию в испытаниях. Хотя и ношу военный мундир, тем не менее человек я сугубо гражданский и звуки боя вызывают у меня страх. Я даже в тир из-за этого не хожу. Панически всякой стрельбы боюсь…
– Тем не менее делаете стрелковое оружие, – улыбнулся Симагин.
– Извините, Петр Ярославович, я стрелкового оружия не делаю, – возмущенно фыркнул профессор. – Я делаю только цифровые видеосистемы, цифровые прицелы, системы видеоконтроля и прочее похожее. Это большая разница. И в связи с этим я хочу задать вопрос товарищу капитану. Как вас по имени-отчеству величать?
– Валерий Николаевич.
– Меня зовут Вячеслав Якобович. Не Яковлевич, а Якобович. Это мне более привычно, чем армейское обращение. Итак, первый вопрос к вам, причем возник он не с потолка. Мне говорили, что спецназ не любит воевать в шлемах. Это правда?
– Правда. Вот лично мне каска всегда мешает. Я ее даже в командировку с собой не беру.
– А чем обходитесь?
– Предпочитаю обыкновенную вязаную шапочку армейского образца. Зимой под нее надеваю дополнительно войлочную шапочку из собачьей шерсти. Это хорошо утепляет.
– У вас какая собака?
– Никакой.
– А шерсть…
– Жена у соседей берет. У них ньюфаундленд. Говорят, только три породы собак обладают лечебной шерстью: самая лучшая шерсть у ньюфаундленда, еще неплохая у колли и у сенбернара. Остальные только греют, но не лечат. Мне жена сделала войлочную шапочку после контузии. Сначала просто повязку, потом и шапочку. Носил по необходимости, чтобы голова не болела. Помогало. Потом обнаружил, что эта легкая шапочка теплее любой меховой. И уже привык. А летом только повязку ношу, а поверху бандану.