Затверженные жесты выполняются бессознательно, и я не удивилась, когда Жослен ответил своим обычным поклоном.
— С удовольствием, — чинно произнес он.
Мелисанда Шахризай, ослепительная и чопорная в длинном плаще из черно-золотой парчи и с заплетенными в корону волосами, тепло улыбнулась.
— В саду есть ниша, милорд кассилианец, где вы можете уединиться, если пожелаете совершить бдение перед Элуа. Федра, добро пожаловать. — Она наклонилась, чтобы одарить меня приветственным поцелуем, и меня окутал запах ее духов. Поцелуй мне достался мимолетный, и поэтому я удержалась на ногах. Такой краткий, что больше заставил меня занервничать, чем возбудил.
— Ах, юноши, — с еле заметной улыбкой пробормотала Мелисанда, когда воины ушли. — Бурление в крови, и честь превыше всего. Как думаешь, он уже сколько-нибудь влюблен в тебя?
— Жослен, скорее, меня презирает, миледи, — возразила я.
— О, любовь и ненависть — это две грани одного клинка, — беспечно уточнила она, делая знак лакею помочь мне снять накидку, — и разделяющая их кромка еще тоньше и острее, чем лезвия кинжалов твоего кассилианца. — Слуги ввели нас в приемную, скользя впереди к открытым дверям. На ходу Мелисанда взяла меня за руку. — Ты, конечно, отчасти презираешь своих поклонников, но ведь и любишь их, правда?
— Да, миледи, правда. — Я села на отодвинутый для меня стул и приняла кубок отрада, настороженно глядя на Мелисанду. — Немного.
— А скольких из них ты боишься?
Совсем как она, я придержала кубок, не отпивая, и честно ответила:
— По крайней мере одного — совсем не боюсь. Большинство — время от времени. А вас, миледи... вас я боюсь всегда.
Синева ее глаз напоминала предвечернее небо, когда появляются первые звезды.
— Хорошо. — Ее улыбка сулила невообразимое и заставляла меня трепетать. — Не стесняйся, Федра. Сегодня Самая долгая ночь, и я никуда не тороплюсь. Ты не такая как подделки, натасканные с рождения, не такая как псы, корчащиеся под ударами бича в ожидании ласки хозяина. Нет, ты наслаждаешься самой поркой, и лишь самая малость в тебе этому противится. Пусть другие исследуют глубины твоего наслаждения, я же хочу пробудить твой протест.
При этих словах меня передернуло.
— Я подчинюсь всем вашим приказам, миледи.
— Приказам! — Мелисанда подняла свой кубок к свету, разглядывая радужные искорки. — Приказы, Федра, они для капитанов или для генералов. Нам с тобой ни приказы, ни просьбы не нужны. Ты и без них узнаешь, как доставить мне удовольствие, и сделаешь это без лишних слов. — Она с улыбкой салютовала мне кубком. — Отрады!
— Отрады, — бездумно отозвалась я и проглотила отрад. Сладкий и огненный, он обжег мне горло, пробудив воспоминания о многолюдном Большом Зале в Доме Кактуса, о пылающем камине и о запахе еловых ветвей.
— Ах, я очень тебе рада, Федра, в тебе воплотились мои несказанные мечты. — Вставая, Мелисанда отставила пустой кубок и потрепала меня по щеке. — Мои горничные приготовят тебя к балу. Мы отправимся на маскарад Куинселя де Морбана через час.
С этими словами она выплыла из комнаты, оставив шлейф цветочного аромата, и почти тут же за мной явилась служанка с опущенными долу глазами.
Меня уже поджидала горячая ванна. От воды поднимались завитки пара. Вокруг стояли свечи и еще две служанки. Я наслаждалась, пока одна из них умащала меня душистым маслом, а другая сначала расчесала мои темные кудри, а потом уложила их в прическу, вплетя несколько белых лент. Когда камеристка внесла костюм, я встала из воды, позволила прислужницам обернуть мое влажное тело простыней и посмотрела, что же Мелисанда для меня приготовила.
Я давно привыкла к дорогой одежде и уже не удивлялась всяким изыскам, но то верхнее платье меня поразило. Свободное, из прозрачной, мерцающей белой кисеи, с длинными широкими рукавами и сплошь расшитое крохотными бриллиантами.
— Во имя Элуа! И на что же его надевать?
Камеристка хлопотала с полумаской — из бело-коричневых перьев цапли с отверстиями для глаз, обрамленными черным бархатным кантом.
— На вас, миледи, — тихо пояснила она.
В свете свечей легкая ткань просвечивала насквозь. В этом наряде я покажусь нагой перед цветом кушелинской знати.
— Нет.
— Да, миледи, только так. — Держалась она скромно, но никто из слуг Мелисанды не осмелился бы ослушаться свою госпожу. — И еще вот это. — Камеристка протянула мне бархатный ошейник с большой бриллиантовой слезкой и кожаным поводком. Я закрыла глаза. Я уже видела такие ошейники в доме Валерианы. В уединении Двора Ночи они совсем не плохи, но Мелисанда намеревалась продемонстрировать меня в этой сбруе вельможам королевства.