Рыба завершила круг и повернула обратно, и Джози фут за футом выбирал зелёную леску, отдавал Карлосу, а тот связывал её с толстой белой.
— Он закончил, — сказал Джози.
У Джози оставался ещё с ярд зелёной лески в запасе, он держал её пальцами, а рыба завершала полукруг. Я разжал руку на маленьком удилище, положил его и взял поданное Карлосом большое.
— Можешь резать, — сказал я Карлосу. Потом Джози: — Полегоньку выбирай слабину, кэп, а я не буду налегать, пока не прочувствуем новую снасть.
Я смотрел на зелёную леску, на рыбу, и вдруг услышал совершенно безумный крик. Крик, проникнутый неразбавленным вселенским отчаянием. Зелёная леска медленно потянулась из пальцев Джози, поползла вниз, вниз, — и сгинула. Карлос перепутал витки и разрезал не тот. Рыба скрылась.
— Кэп, — сказал Джози. Он выглядел нездорово. Потом он взглянул на часы. — Четыре часа двадцать две минуты.
Я нашёл Карлоса в гальюне. Его рвало, и я посоветовал ему не убиваться: с каждым бывает. Его коричневое лицо было всё сморщено, и говорил он низким странным голосом, еле слышно.
— Рыбачу всю жизнь, а такой рыбы не видел. И так подвёл. Поломал жизнь и тебе, и себе.
— Не пори чушь, — велел я. — Поймаем много других, ещё больше.
Увы, не поймали.
Мы с Джози сидели на корме, а «Анита» дрейфовала. Денёк был чудо, ветер дул лёгкий, и мы смотрели на берег, за которым вставали невысокие горы. Джози втирал меркурохром в мои плечи, в ладони, куда впивалось удилище, в подошвы, где они были протёрты до мяса. Потом Джози смешал два коктейля «Виски сауэр».
— Как там Карлос? — спросил я.
— Совсем никакой. Скорчился и сидит.
— Я сказал ему, чтобы себя не винил.
— Угу. Но он занят именно этим.
— Ну, и как тебе теперь большая рыба?
— Всю жизнь бы так рыбачить, — сказал Джози.
— Я не обижал «Аниту», кэп?
— Скажешь тоже!
— Нет, честно?
— Фрахт кончается сегодня. Теперь рыбачь хоть бесплатно, если есть охота.
— Ещё чего.
— Давай же. Помнишь, как она шла к «Насьоналю»? В жизни не видел ничего подобного.
— Я помню всё с того момента, как она клюнула.
— Писалось хорошо, кэп? Не очень трудно писать с утра пораньше?
— Стараюсь по мере сил.
— Продолжай в том же духе, и всё всегда будет отлично.
— Завтрашнее утро, глядишь, придётся пропустить.
— Почему?
— Спина.
— Но с головой-то у тебя всё хорошо? Не спиной же ты пишешь.
— Руки будет саднить.
— Уж карандаш-то удержишь. Утром самому, поди, захочется.
Странно, но мне захотелось, и я хорошо пописа́л, а к восьми мы вышли из гавани, день вновь стоял лучше некуда, задувал лёгкий ветер, течение несло нас вблизи Эль-Морро, как вчера. Лёгкую снасть, когда вышли в чистую воду, закидывать не стали: не хватало повторения вчерашнего. Я наживил на нашу самую большую снасть здоровую макрель-кавалла весом фунта четыре. Это было прочное удилище «Харди» с катушкой белой тридцатишестижильной лески. Карлос привязал обратно отрезанные за день до того тридцать саженей и намотал полную катушку. Единственно, удилище было слишком жёстким. При рыбалке на большую рыбу слишком жёсткое удилище убивает рыбака, а гибкое — рыбу.
Карлос молчал, если с ним не заговаривали, и по-прежнему сокрушался. Мне было не до того, слишком всё болело, ну а Джози не унывал никогда.
— Всё утро только и делает, что трясёт головой, — сказал Джози. — Разве так рыбу вернёшь?
— Ты-то как, кэп? — спросил я.
— Хорошо, — сказал Джози. — Вчера вечером побывал в городе, сел, послушал женский оркестр на площади, выпил пару пива, потом пошёл в бар Донована. Там был адище.
— В каком смысле?
— В самом плохом. Кэп, я рад, что тебя со мной не было.
— Расскажи.
Я выдвинул удилище далеко за борт и держал повыше, и наживка, большая макрель, прыгала у кромки пенного следа. Развёрнутая Карлосом «Анита» шла по краю потока мимо крепости Кабаньяс. Белым цилиндром приманка дёргалась и металась в кильватере, а Джози сидел в своём кресле, вытравливая лесу с макрелью по свою сторону кормы.
— У Донована пил один человек, капитан тайной полиции, так он сказал. Сказал, что ему нравится моё лицо и что ради меня он убьёт любого в баре. Я попробовал его унять. Но он сказал, что я ему нравлюсь и что он хочет убить кого-нибудь в доказательство. Он был из тех особых полицейских Мачадо. Тех, с дубинками.
— Знаю таких.
— Надо думать, кэп. В любом случае, я рад, что тебя там не было.
— Что он натворил?
— Он всё повторял, что хочет кого-нибудь убить и тем показать, насколько я ему нравлюсь, а я говорил, не надо, просто выпей и забудь. Он подостынет, а потом опять заведёт: хочу кого-нибудь убить.