Сольнес. Принадлежи дом старику Брувику, никогда бы он не сгорел так кстати. В этом я уверен. Брувик не умеет вызывать сотрудников... и пособников тоже. (Встает; нервно.) Так вот, Хильда... значит, это все-таки моя вина, что малюткам пришлось поплатиться жизнью. И не моя ли тоже вина, что Алине не удалось сделаться тем, чем она должна была и могла стать? И чего больше всего хотела сама.
Хильда. Да, но если тут замешались эти сотрудники и пособники?..
Сольнес. А кто вызывал их? Я! И они пришли и подчинились моей воле. (С возрастающим возбуждением.) Так вот что добрые люди зовут счастьем. Но я скажу вам, как дает себя знать это счастье! Как большая открытая рана вот тут, на груди. А эти сотрудники и пособники сдирают кусочки кожи с других людей, чтобы заживить мою рану... Но ее не заживить. Никогда... никогда! Ах, если б
вы знали, как она иногда горит и ноет!
Хильда (внимательна смотрит на него). Вы больны, строитель. Пожалуй, даже очень больны.
Сольнес. Скажите - ума лишился! Ведь вы так думаете.
Хильда. Нет, я не думаю, чтобы вам не хватало ума.
Сольнес. Так чего же? Говорите!
Хильда. Да вот, не родились ли вы на свет с хилой совестью ?
Сольнес. С хилой совестью? Это еще что за чертовщина?
Хильда. Я хочу сказать, что ваша совесть чересчур уж немощна. Чересчур нежна. Неспособна выдержать схватку. Неспособна взвалить на себя что-нибудь потяжелее.
Сольнес (бормочет). Гм! Какою же ей надо быть, по - вашему?
Хильда. Вам, по-моему, лучше бы иметь... как бм это сказать?.. здоровую, дюжую совесть.
Сольнес. Что? Дюжую? Так! Может быть, у вас дюжая совесть?
Хильда. Да, я думаю. Насколько успела заметить.
Сольнес. Полагаю, что ей еще не доводилось подвергаться настоящему испытанию.
Хильда (с вздрагивающими уголками рта). О, не так-то просто было уехать от отца, которого я ужасно люблю.
Сольнес. Э, что тут! Так на месяц, на два...
Хильда. Я, вероятно, никогда не вернусь к нему больше.
Сольнес. Никогда? Да почему же вы уехали от него?
Хильда (полусерьезно, полудразня). Вы уж опять забыли, что десять лет прошло?
Сольнес. Э, вздор! Что - нибудь неладно было у вас дома? А?
Хильда (совершенно серьезно). Какая-то внутренняя сила неотступно гнала меня, толкала. Манила и влекла сюда.
Сольнес (горячо). Вот оно! Вот оно что, Хильда! В вас тоже сидит тролль. Как и во мне. Вот этот- тролль внутри нас, видите ли, и вызывает на подмогу вмешние силы. И человеку приходится сдаваться... волей-неволей.
Хильда. Пожалуй, вы правы, строитель.
Сольнес (ходит по комнате). А сколько вокруг нас этих невидимых бесов, Хильда! Без счету!
Хильда. И бесов еще?
Сольнес (останавливаясь). Злых духов и добрых. Белокурых и черных. Знать бы только всегда, какой это... светлый или черный... захватил тебя! (Опять принимается ходить по комнате.) Хо-хо! Тогда бы все ничего!
Хильда (следя за ним глазами). Или иметь бы настоящую, цветущую, пышущую здоровьем совесть, чтобы смело идти к желанной цели!
Сольнес (останавливаясь у зеркала). Ну, в этом отношении и большинство людей, пожалуй, так же немощно, как я.
Хильда. Очень может быть.
Сольнес (облокотясь на подзеркальный стол). В древних сагах... Вы читали какие-нибудь из этих саг?
Хильда. Конечно! В те времена, когда я еще читала книги...
Сольнес. В сагах говорится о викингах, которые отплывали на кораблях в чужие страны, грабили, жгли, убивали людей...
Хильда. И похищали женщин...
Сольнес. И оставляли их у себя...
Хильда. Увозили с собой на кораблях...
Сольнес. И поступали с ними как... как злейшие тролли.
Хильда (смотрит перед собою полузатуманенным взором). Да, в этом должно быть что-то захватывающее ...
Сольнес (с тихим отрывистым смехом). В том, чтобы похищать женщин? Да?
Хильда. Быть похищенной!
Сольнес (смотрит на нее с минуту). Вот как.
Хильда (как, бы желая перебить). Так к чему же вам понадобились эти викинги, строитель?
Сольнес. Да вот... у этих молодцов была дюжая совесть! Когда возвращались домой, пили, ели и веселились, как малые ребята. А женщины! Они зачастую и не
желали вовсе расставаться с ними. Вам это понятно, Хильда?
Хильда. Женщины эти мне страшно понятны.
Сольнес. Ого! Может быть, вы и сами могли бы поступить так же?
Хильда. Почему же нет?
Сольнес. Жить - по доброй воле - с этаким насильником?
Хильда. Если бы я крепко полюбила такого насильника, то...
Сольнес. А вы могли бы полюбить такого?
Хильда. Боже, да ведь никто не волен в своих чувствах. Полюбишь, и все тут.
Сольнес (задумчиво смотрит на нее). Да, да... тут, пожалуй, опять в нас тролль распоряжается.
Хильда (полушутя). Вместе со всеми вашими милыми бесами, которые вам так хорошо знакомы. И белокурыми, и черными.
Сольнес (тепло и тихо). От души желаю, чтобы бесы эти постарались выбрать за вас получше, Хильда.
Хильда. За меня они уже выбрали. Раз навсегда.
Сольнес (смотрит на нее с глубоким чувством). Хильда... вы похожи на дикую лесную птицу.
Хильда. Ничуть. Я не прячусь в кусты.
Сольнес. Нет, нет, скорее, пожалуй, на хищную птицу.
Хильда. Да, это скорее, пожалуй. (С горячностью,) А почему бы и не так! Почему бы и мне тоже не охотиться за добычей? Не схватить той, что меня больше всего манит?.. Раз я могу... вцепиться в нее этак... когтями. И одолеть.
Сольнес. Хильда... знаете, что вы такое?
Хильда. Да, что-то вроде этакой странной птицы.
Сольнес. Нет. Вы точно брезжущий день. Глядя на вас, я как будто вижу... восход солнца.
Хильда. Скажите мне, строитель, уверены ли вы, что никогда не звали меня? Этак... про себя?
Сольнес (тихо, медленно). Я готов думать, что звал.
Хильда. Зачем?
Сольнес. Вы - юность, Хильда.
Хильда (.улыбаясь). Юность, которой вы так боитесь?
Сольнес (медленно кивает). И которая, в сущности, так влечет меня к себе.
Хильда (встает, подходит к столику, берет папку Рагнара и протягивает ее Сольнесу). Так вот теперь насчет этих чертежей.
Сольнес (резко отстраняя папку рукой). Уберите эти вещи! Я уже довольно насмотрелся на них.
Хильда. Да ведь надо же вам что-то написать тут.
Сольнес. Написать! Никогда в жизни!
Хильда. Подумайте, бедный старик лежит при смерти. Что вам стоит доставить ему с сыном эту радость перед вечной разлукой? И, может быть, тому дадут потом строить по ним.