-А почему у нас ничего такого нет?-спрашивал Никита бабушку, после очередного рассказа.
-Потому что вы в городе сами хуже чертей. Любая нечисть напугается.
Там же жили колдуньи занимающиеся порчей скота и насыланием болезней. Одна жила напротив, через дорогу. Защита от них - либо разные носки носить. Если верить бабушке, никто кроме самих колдунов такой не пользовался. Либо фигу показать. А когда одна из таких бабок умирала, мужики лезли разбирать крышу. Вызванный из райцентра врач мог сообщить, что у больного сибирка, вызванная порчей. Тут он бессилен, надо заговаривать. И ведь заговаривали. Тетка Никиты и заговаривала. Еще запросто могли найти, берцовую кость с привязанным пучком седых волос под крыльцом. Кость извлекалась лопатой с чтением молитвы. Удивительно, но людей занимающихся такими делами жалели.
-Несчастные они,-говорила бабушка.-И пропащие. Нет радости ни им, ни детям.
Странный мир располагался на границе огромного леса и сразу начинающейся степи. Две стоящие рядом деревни так и назывались Лесная и Степная. В лесу водились олени, белки и кабаны, а в степи тушканчики и змеи. Даже газа и то не было. Была керосиновая лавка. И колодцев нет. Есть бассейны вокруг родников. Со всеми, даже незнакомыми, обязательно надо было здороваться, иначе бабушка очень сердилась. Зачем приветствовать чужих людей, Никита не понимал. Дома мимо незнакомцев проходили молча. И язык тоже отличался. Кроликов тут звали трусками, индюков - пырышками, вместо овчарня говорили кошара, вместо люлька - зыбка, вместо посох -подог, а не ори, вообще звучало, как не зевай, коровник и тот именовался непонятной калдой.
Изба имела сложное устройство из всяких закутков, чуланчиков и красного угла с иконами. А печь состояла из горнушки, подпечка,
шестка, пода и еще кучи непонятных терминов. Странный мир и очень хрупкий, полностью исчезнувший в девяностые годы.
Никита, воспитанный в духе материализма, иногда пытался просвещать бабушку.
- А бог ведь создал человека? - улыбаясь спрашивал он ее.
- Бог,- соглашалась она.
- Но ведь человек от обезьян произошел.
- Да. Говорят, от безьян всяких.
- А как же... - юный пионер предвкушал идеологическую победу. - Как же и бог создал, и от обезьян произошел?
- Не знаю, как у них так получилось.
Ну как тут поспоришь с такой житейской мудростью.
Гришка между тем оседлал одного жеребца, и гладил второго, поменьше.
- Моя радость ты. Сла-авный. Никит, смотри какой кутак у него. - Уханову был продемонстрирован огромный, похожий на шланг, конский член. - Хочешь себе такой?
- Не. Не хочу.
- Ну и зря.
Наконец кони были оседланы и осторожно, чтобы не разбудить сторожа, выведены в поле.
- Садись, - Гришка похлопал жеребца по крупу.
- Прям на коня?
- Ага. Садись, по степи прокатимся.
- Я боюсь. Не умею я на них.
- Садись. У тебя в крови это. Не ссы в компот.
Не дождавшись согласия, он закинул Никиту в седло.
- Эге-ге-ге-ей. Поскака-али.
Уханов, сначала испугавшись, сжался и зажмурил глаза, но постепенно чувство радости сначала понемногу, а потом и целиком завладело им. Это был дикий восторг. Цветущий ковыль колыхался волнами, как пенное море, и братья рассекали это море на степных кораблях. Только ветер свистел в ушах, оседая на губах полынной будоражащей горечью. Высоко в небе кружил кречет. Стоявший в отдалении старик в гимнастерке, сложив ладонь лодочкой, вглядывался в скачущих.
- Кто это? - прокричал Никита.
- Дедушка. Он иногда тут ходит.
- Куда ходит?
-Не знаю. Ходит и все. Его еще мой отец маленьким видел, и деды. И птица его. Вроде Атеоном ее зовут. Птицу. Или как-то так. Сворачиваем. Там дальше бездонный колодец будет. Нам к нему не надо.
А потом их пороли крапивой. Ехор-мохор порол.
- Так и знал, что Семигрядовы (многочисленные братья и сестры Никиты носили разные фамилии, но в деревне всех их звали по фамилии деда). Только ваше племя кучерявое все безобразия учиняет. Стрешный бы вас расшиб.
После расправы Гришка учил брата, как надо сидеть в корыте с родниковой водой, опустив туда голый зад, чтобы не зудел.
- Почему ты его не побил? - обиженно шмыгал носом Никита. - Ты же самый сильный в деревне, а он старенький.
- Он старше, и воевал. Я не смею.
Гл.16
За окном бибикал подъехавший Лепехин. Никита захватил завернутый в газету РСП и вышел из дома. Во дворе мама через забор переговаривалась с соседкой.
- Вот чует мое сердце, что скрывает что-то, - доносилось до него. - Ты же моего Никиту знаешь. Не пьет, не курит, мухи не обидит. Учится в университете. А его бьют. Постоянно бьют наркоманы.
Соседка, охая, поддакивала. Уханов покачал головой и вышел на улицу. Бросил сверток в люльку и залез на сидение.
- Где стрелу забили?
- Возле барской усадьбы ,- сообщил Сашка трогаясь. - Где мы гуся продавали.
- Хорошее место, - засмеялся Никита, вспомнив детское приключение. - Тихое.
Случилась эта история где-то лет двенадцать назад. Как-то Уханов, уже тогда бывший заядлым книголюбом, притащил домой из библиотеки целый ворох книг, и среди них одну о сказаниях и легендах славян. В этой книге он и вычитал способ добычи неразменного рубля. Способ, по его мнению, не очень сложный. Нужно было в пятницу, тринадцатого, прийти на перекресток трех дорог ровно в полночь, и продать там зажаренного до углей гуся некоему типу. Любитель гусятины описывался в книге, как высокий черный мужик, который будет всячески устрашать продавца, в надежде поживиться на халявку. В общем, главное было не бояться, и твердо стоять на своем. Тогда-то мужик и одарит храбреца рублем, который сколько на него не покупай, всегда останется у хозяина. Окрыленный идеей, Никита побежал к Лепехину.
- Это сколько всего накупить можно, - восхитился Сашка. - Нам бы такой рубалек.
- Санек мы можем его добыть. На этой неделе как раз пятница тринадцатого.
Загоревшись идеей друзья помчались искать глухой перекресток. Нужное место отыскалось неподалеку от живописных развалин барской усадьбы.
- То, что надо, - объявил Никита. - Три дороги, и место тихое.
- Не подойдет, - остудил друга Лепехин, - говорят, что после революции учитель здесь лошадь застрелил, и теперь ее огненный дух ночами носится по развалинам.
- Зачем?
- Отомстить хочет.
- Заливаешь ты все. Дристанул, и выдумываешь ерунду.
- Честно, не вру. Хочешь до красного дотронусь? - отверг обвинения Лепехин и дотронулся рукой до красных кед.
- Звездочку покажи, - все еще сомневался Уханов.
Сашка изобразил звезду, широко расставив ноги и вытянув в стороны руки.
- Че не веришь-то? Мне соседка говорила, что сама видела. Чуть со страху в сугробе не померла. Лениным клянусь!
Клятва Лениным считалась самой нерушимой, и Никита загрустил.
- Ну и что теперь делать? Слушай, а эта лошадь каждую ночь здесь бегает?
- Нет. В ту, когда застрелили.
- Так это зимой было. Сам говорил, что соседка в снегу валялась. А сейчас можно.
- Ну тогда ладно, - согласился Лепехин неуверенно.
До пятницы друзья строили планы, что и как будут покупать, когда заимеют неразменный рубль. И вот наконец-то долгожданный день. С раннего утра начались приготовления. У зажиточных Чапыгиных они утащили гуся, выманив несчастную птицу со двора хлебом, замоченным в молоке. Потом долго жарили его на костре в овраге. Подальше от взрослых глаз. Когда гусь превратился в кусок угля, его надежно спрятали, и разошлись по домам, договорившись встретится в одиннадцать ночи. Ровно в одиннадцать Уханов вылез в окно, и поспешил к условленному месту встречи, там его уже поджидал Лепехин с гусем, положенным в болоньевую сумку. Темными переулками они вышли к пустырю. При свете луны он производил гнетущее впечатление.