Мальчишки однажды сфотографировали Нюськину маму, в непотребной позе валявшуюся в канаве. А фотографии пустили по кругу. Это был первый и последний раз, когда над Карговой смеялись. Она ведь даром, что тупая, всем показала Кузькину мать.
Они теперь все с ней носятся, с уроками помогают, подкармливают, даже дают напрокат свои вещи. Не потому ее боятся, что Нюська спортсменка, а потому, что у нее старший брат - хулиган, целыми днями болтается со своими дружками в центральном парке. Перед их компанией не только наш класс дрожит, перед ними весь город трясется от страха.
Неужели можно так сильно ненавидеть человека только за то, что он толстый? Или бедный? Или еще, ко всему прочему, еврей. Оказывается, да. Вполне. И называть специальным, ужасно противным, похожим на жгучий плевок словом, - "жид".
Значение объяснила мне тогда еще живая Муся. Я ринулась было наградить, не хочу повторять чем, в ответ соседскую Людку, которая выкрикнула мне эту гадость за то, что я пожалела побитую ею собачку. Тетя, случайно оказавшаяся свидетельницей сцены, ужаснулась, отвела меня в сторонку и почему-то полушепотом рассказала, что жиды - это, наоборот, именно мы: я, мама и тетя Муся. Только так говорить некультурно.
В первом классе про евреев выяснилось все остальное. Оказывается, евреи - самые плохие люди в нашей стране. Когда они ведут себя совсем плохо, вот тогда их разрешается называть некультурно: "жидами". Во-первых, они хитрые, во-вторых, богатые, в-третьих, едят советский хлеб. Все это я узнала в первую же неделю в школе, а потом каждый раз прибавлялось что-нибудь новое. И так по сей день.
Правда, кое-что мне не ясно до сих пор. Например: разве все остальные не едят хлеба? И если евреи богатые, то какие же мы с мамой евреи? А Муся точно сказала: мы все трое. Что же касается хитрости, коварства, то тут, я думаю, та же Нюська Каргова любому еврею, не только мне, даст фору в сто очков. Не говоря уже об остальных обвинениях.
Да только что это такое - евреи? Ну хоть убейте, все равно не понимаю, даже если я тысячу раз - да!
На самом деле меня ненавидят не только за то, что я кто бы то ни было. Они говорят, я заносчивая. Но ведь я вовсе не заношусь, я просто их не понимаю.
Например, не понимаю игры в прятки. Лично я не вижу никакого смысла в том, чтобы прятаться и застукивать. И вся их беготня вокруг кустов мне тоже не понятна.
А уж что касается разговоров, вчера гесточка на шее, завтра выточка к рукаву или еще куда-то, сегодня красно-черное, завтра желтое, ах, фермуар, ах косая строчка, - это вообще выше моего понимания. Мама говорит, все это мещанство, и я с ней вполне согласна.
И если уж до конца откровенно, я не очень понимаю, почему нужно так стесняться своего нижнего белья. Даже если оно не импортное. Все же ведь, в конце концов, носят штаны.
А люблю я "Алые паруса" Грина. И Лермонтова вслух...
Вот за это они меня, кажется, больше всего и ненавидят, хотя я, в отличие от них, никого не высмеиваю, когда они читают по слогам всякую чушь, "про войну - про шпионов".
Я часто представляюсь себе Ассолью. Вся деревня считает меня сумасшедшей. Даже деревенские собаки, и те презирают меня. За то, что я другая, не такая, как все. За то, что я жду, что Он, мой принц, когда-нибудь придет за мной, и непременно под алым парусом... Правда, у нас моря нет, но ведь главное в сюжете - не море, главное - алые паруса. Принц придет обязательно, иначе не было бы всей этой истории. И тогда они все поймут. Когда-нибудь. Потом.
Он придет, я протяну ему руки и скажу: - Здравствуй. Наконец-то я тебя дождалась. Спаси меня.
Я слишком увлеклась, я уже забыла, где нахожусь. С дурацким мечтательным видом выкладываю всю эту тираду вслух. А спохватываюсь слишком поздно. Они уже смеются с новым усердием.
Каргова так хохочет, что на ее тупом лобике напряглась синяя жилка. Давным-давно, тыщу лет назад жила в какой-то деревне злая карга. Дочку ее, тоже злючку, знакомые звали сначала "Карговой девчонкой", потом просто "Карговой". Я где-то читала, как складываются фамилии. Нюська все никак не могла успокоиться, а у меня в мозгу выстраивалась длинная вереница вот таких же Нюсек, злыдней с тупыми лобиками, которые все, как на подбор, были карги.
"Вот оно что! - Я даже не заметила, что снова говорю вслух. - Значит, и ты, и мать твоя, и бабка, и прабабки, все, одна за другой, - карги!"
Класс засмеялся по третьему кругу.
- Чья бы корова мычала, - огрызнулась покрасневшая Каргова.
Я молча глядела на нее.
- Сама ты Хайка, - смачно ругнулась на меня Нюська.
Не то, чтобы со злости - даже сама не понимаю, зачем я сделала то, что сделала в ответ... Вообще не понимаю, что получилось и как получилось. Будто бы то, что произошло потом, образовалось как бы само собой, отдельно от меня... Вроде бы и не принимала я в этом никакого участия... Но так уж почему-то вышло: я посмотрела на свою обидчицу как-то по особенному внимательно. Как-то даже не глазами, а совсем по-другому... Смотрела и представляла себе, что из ощеренной Нюськиной пасти, прямо из середины, выпадает зуб. Потом другой, третий... Затем перевела взгляд на Женьку-Бегемота, во всех подробностях видя, что с него при всем честном народе вдруг сваливаются штаны...
Нюськин вопль был страшен. Над бесштановым Бегемотом даже засмеяться не успели. И на громадный вулканический прыщ, попутно взыгравший прямо на носу красавицы Маринки, никто не обратил внимания.
Потому что все еще раззявленная пасть Карговой кровила. В самой середине этого ужасного рта, уже не в моем воображении, а наяву зияла черная дыра. Нюська, будто ей было не десять лет, а все сто, выла, раскачивалась, с недоумением разглядывая три зуба, покоившихся на ее грубой большой ладони.
- Хайкина, ты почему ударила девочку? - вмешалась, наконец, Зинаида.
Зинаида стояла тут же. Она очень хорошо и отчетливо все видела. Я до Карговой не дотронулась даже пальцем, да и что за глупости - кого-то бить? Я - не они. Мне подобные идеи в голову не приходят...
- Я не ударяла.
- Ты что же, хочешь сказать, что зубы просто так с кровью вылетают?
- Может, я еще одновременно с Бегемота штаны сдернула?
Я пожала плечами.
- Хайкина, ты мне плечами не пожимай. - Зинаида шипела злобно, ее уродливый живот с ребенком, которого она должна вот-вот родить, трясся в такт. - За срыв урока ответишь перед директором. Иди. И без мамы в школу не возвращайся.
Я смотрела на беременную громаду нашей классной руководительницы. Если бы не она, меня бы, возможно, не третировали одноклассники. Это Зинаида всех настроила против меня. Вот она-то меня точно ненавидит именно за то, что я еврейка. И не спрашивайте меня, что это. Лично я так и не знаю. Я - из них. Все. А ее угораздило попасть жить в еврейский двор. Опять же не понимаю, что в нем особенно страшного. Специально внимательно осматривала и ничего не нашла. Двор как двор.
Раз заходила я к ней переписывать задание после болезни, и услыхала, как моя классная руководительница выговаривала четырехлетнему сыну, чтобы он не играл с жиденятами". Мне уже знакомо это уменьшительное от некультурного слова, в нашей стране оно обозначает детей евреев. Зинаида же во время выговора сыну неожиданно оглянулась и догадалась, что я слышала ее некультурный разговор. Понятно теперь, почему учительница возненавидела меня еще больше.
- Ты меня слышишь, Хайкина? - Зинаида так орала, что только совершенно глухой человек мог бы ее не услышать. - Или ты уже русский язык позабыла? На свой, - она ядовито выделила это "свой", - на СВОЙ перешла?
Вот какой "свой", кто-нибудь понимает? У меня, кроме русского, какой может быть "свой"? Мы же английский только начали! Я внимательно, опять не глазами, а каким-то особенным зрением, тем же, что до этого и на Нюську, посмотрела на учительницу. И увидела совсем не то, что вижу обычно. Не человека, состоявшего из тела, рук, ног и головы, не Зинаиду с ее огромным пузом и выпуклыми голубыми глазами, а только силуэт. Границы этого силуэта волновались, очертания все время менялись... Все же было заметно, что он отдаленно напоминал женскую фигуру, содержанием которой была напряженная концентрация какой-то ужасной злой черноты. От нее ко мне густым строем неслись черные пики. Как будто расстояние между нами кто-то заштриховал жирными стрелами, и каждая из них била в мои глаза, лоб, грудь.