Однако еще в начале зимы в Хов заявились трое датских торговцев, мед предлагали, да по цене поболе, чем за шкурки выдры. И отчасти они подтвердили донесения Двойчат, к примеру, что датчане фактически построили новый флот взамен утраченного Кнутом, когда после гибели отца он, поджав хвост, позорно бежал из Англии. В Дании меж тем правил его брат, Харальд, крепко держал страну в узде и вовсе не собирался делиться властью с младшим братом. Поэтому у Кнута оставалась единственная возможность, а именно еще раз напасть на Англию и Адальрада.
Правда, торговцы слыхали про какой-то загадочный флот, что стоял в Нормандии под стягом некоего норвежского конунга-викинга, который поддерживал короля Адальрада и англичан, против датчан.
Звали этого конунга Олав сын Харальда,[88] и родом он был с берегов Мера, потомок Прекрасноволосого, к тому же крещеный. Сейчас флот его исчез, одни говорили, будто ушел к Северному проливу, а затем на Румаборг, другие уверяли, что он взял курс на Оркнейские острова, а оттуда ведь морем рукой подать до Хьяльтланда да и до Норвегии.
Для Двойчат Ингольв был открытой книгой, и Ротан в своей вкрадчиво-покорной манере тотчас принялся исподволь внушать ему, что он и думать ни в коем случае не должен о поддержке возможного норвежского претендента на трон, против датчан, ведь Эйвинд, самый многообещающий его сын, находится в Дании.
— Эйвинд, Эйвинд… — произнес Ингольв, стараясь их успокоить. Выходит, один его сын у свейского короля, другой в Дании, прямо как заложники. И на следующий день после отъезда торговцев Двойчата пришли к постели Геста и попросили его встать: Ингольв желает говорить с ним.
— Я не могу ходить, — ответил Гест. — Я умер.
Не обращая внимания на Гестовы протесты, Ротан взвалил его на плечо, отнес в большой дом, где в одиночестве сидел Ингольв, и уложил на меховое одеяло возле очага.
— Дело касается церкви, — сказал старик. — Пора бы начинать строительство, Двойчата присмотрят за работами…
— Сейчас зима, — проворчал Гест. — Бревна из лесу не вывезешь.
— Осень сейчас. И лес я могу вывезти когда захочу…
Они перебросились еще несколькими вялыми фразами, после чего Гест перебил Ингольва и сказал, что его клонит в сон, так, может, Ингольв прямо выложит, что ему надобно.
Старик провел рукой по волосам, шмыгнул носом.
— Видишь ли, датчане, которые тут были…
— Да, я слыхал про них.
— Коли то, что они рассказывают, правда… ты, вероятно, не знаешь Эрлинга сына Скьяльга, зато бывал в Оркадале у Эйнара, которого ярл хочет оставить регентом на время своего отсутствия…
— И ты хочешь знать, как поведут себя хёвдинги, если в отсутствие ярла случится нападение на страну?
Ингольв кивнул.
— Эйнар сдержит слово, данное ярлу, — сказал Гест.
— И будет сражаться?
— Этого я не говорил. Эйнар хёвдинг, но не властитель, он будет исполнять приказания ярла, пока ярл способен приказывать.
— Стало быть, если ярл погибнет или откажется от страны, Эйнар сочтет себя свободным от обета?
— Думаю, да. Он человек ярла ровно в той мере, в какой ему это выгодно. А Эрлинг сын Скьяльга, как тебе известно, никогда не был ярловым сторонником, ты был с ними при Свольде, они такие же, как ты.
— Но сейчас так много всего сходится! — вдруг воскликнул Ингольв. — Во-первых, новый претендент тоже зовется Олавом. Он тоже в союзе с королем Адальрадом. И намерен собирать страну. И хочет, чтоб она приняла христианство. И он потомок Прекрасноволосого…
— Поэтому ты думаешь, второй раз это случиться не может?
Ингольв надолго задумался.
— Может, это ловушка, — пробормотал он, — вот что я имею в виду.
Не слова, а тяжелый снежный ком.
— А может, Божия воля? — подсказал Гест.
Но Ингольв не слышал, он чувствовал себя как никогда старым, н-да, больно признать, однако он успел замириться с давним врагом, со Стейном, и поссориться с давним другом, с Рёреком, вооружился и усилил дозоры, размышлял, строить ли церковь, поднимать ли паруса или устремить взгляд в небеса… И еще одна мелочь: обратил ли Гест внимание, что король Адальрад вышвырнул Кнута в море с такою поспешностью, что тот даже не мог забрать с собою тело отца, конунга Свейна?