Мы не видим того, чего не хотим видеть.
Кстати, вы не знаете, кто такой Андриан Веснин?
Программа “Доверие” позволяет бывшим заключенным начать новую жизнь.
Иногда правосудие бывает слишком жестоким.
Мне больше не кажется, что я виновата в этом сама. В том, что Она насиловала меня каждый наш новый рейс. В том, что он изменял мне с ней. В том, что я подвергалась психологическому насилию всё свое детство. Я больше не считаю, что заслужила это.
Я не виновата, что моя жизнь стала реабилитационной программой для эгоистов, психопатов и преступников.
Пытаясь придти в себя, я раскрываю глаза. Грудь разрезает боль, но я вскакиваю и бросаюсь за Ней.
Борт смачно ударяется об землю. Слышно как шасси переламывается и врывается в землю.
Меня швыряет в проход самолета, и плечевой костью я врезаюсь в металлическое основание кресла. И в этот момент я отчётливо слышу треск.
Я вижу в иллюминатор, как фонтаны грязи взлетают в воздух за бортом.
Она бьет меня каблуком в голову.
Она говорит:
- Давно надо было это сделать. Такие, как ты, подстилаются под любого, кто сильней. Твой комплекс неполноценности заставит тебя пресмыкаться и кайфовать от боли. Ты такая же, как все они.
Говорит:
- Вот и сейчас, раз за разом. Ты получаешь по своей смазливой мордашке, милая. Но все пройдет, и ты будешь любить меня ещё больше за это. Так уже вы, люди, устроены.
Она говорит: все, кто унижали меня, были правы, и я достойна лишь этого.
Я нащупываю здоровой рукой спасательный жилет под одним из кресел самолета. Нас подбрасывает в воздух.
Она тащит меня за волосы.
- Иди-ка сюда, девочка. Нам с тобой надо выжить. У нас с тобой ещё много дел.
Она волочит меня к кабине пилота. При крушении это самое безопасное место, раз уж мы не ввинтились носом в землю.
Она обхватила меня и волочет по пролету. Сломанная рука дико ноет. Я едва сдерживаюсь от крика, но все-таки с размаху несколько раз бью её спасательным жилетом.
Самолет разворачивается на девяносто градусов, и мое тело снова швыряет на кресла. Подлокотник наносит удар в бедро, пронзая до кости иглами боли.
Запахов нет. Болевой шок заставляет зажмурить глаза.
А когда я приду в себя и наконец их раскрою, ситуация станет ещё хуже.
Она открывает багажное отделение с надписью STAFF ONLY. Никогда не задумывались, что лежит там на самом деле?
Она достает пистолет. Это почти невозможно. Только если...
Рейс за рейсом. Часть за частью. Она проносила на борт рамки, скобы, пружины. Она собирала стволы. На каждом борту, на котором летала. Минуя все кордоны.
У каждого из нас есть свой фетиш.
Полный рот крови. Солёной, как ессентуки. Но всё же я не готова вот так расстаться с тобой, дрянь.
Самолёт врезается в заградительные укрепления и начинает разваливаться на куски прямо на шоссе. Я слышу скрежет металла и вопли остальных бортпроводников. Она разворачивается, чтобы выстрелить в меня. Я вижу черную воронку дула.
- В чем дело шестьсот одиннадцатый?... шипение… В чем дело? Вы меня слышите?
В каждом крушении самое страшное это тишина между короткими выходами в эфир. Мы молчим в эфире. Мы глохнем в падающей громадине.
Она не понимает, что происходит. Я говорю:
- Ты не все просчитала.
Я многому учусь. И после того как я научилась быть любой из вас. Научилась выполнять любое ваше требование и пожелание. Теперь я научусь быть собой.
- Нет, девочка моя. Ты не сможешь без меня больше.
Я отвечаю.
- Мне больше никто не нужен.
Я заламываю её руку. Скрежет отламывающегося крыла сливается с хрустом раскрашивающегося локтевого сустава.
Иллюзия, что кто-то должен заботиться о тебе опаснее драки с тайским боксером на борту падающего авиалайнера.
Я всегда была тем, кем вы мне велели. Но всё, что было нужно вам – это чтобы я была улучшенной копией каждого из вас. Вашей несбывшейся мечтой.
Мне придется пройти через эту боль. Я другая. Теперь я заставлю вас оставить меня в покое.
Я бью её локтём в лицо.
Перехватываю пистолет и всаживаю три пули прямо в череп.
Клиновидная кость.
Верхняя челюсть.
Нижняя носовая раковина.
Зажмуриваю глаза. Слёзы катятся по щекам, оставляя кипящие русла. Запястье будет ныть всю жизнь, разбитое отдачей пистолета. Три выстрела подряд. Я буду помнить каждый, боль навсегда пронзает лучевидную кость.
Я успеваю свернуться калачиком и приготовиться к тому, что меня превратят в выплюнутую на горячий асфальт жевачку.
Самолет бьется ещё раз о последнее заградительное сооружение. Вылетает на проезжую часть. Колесо отлетает в летящую мимо мазду. Лайнер падает на шоссе и рассыпается на части. Всё заканчивается очень быстро.
Тишина и пыль заполняет салон.
17. ШОССЕ
Я всё ещё там. В той квартире на Фрунзенской.
Мы сидим перед зеркалом в спальне. Я пытаюсь оторвать взгляд от отражения его мертвого тела. Осунувшийся мужчина почтенного возраста остригает мои шикарные вьющиеся светлые волосы.
- Я прожил свою жизнь, словно у меня был абонемент в фитнес клуб, но я не нашёл времени им воспользоваться. Передо мной были раскрыты все пути, но я выбрал узкую дорогу, с который уже поздно сходить. Я думал, она даёт мне свободу. Но речь шла исключительно о власти. Мне будет легче на пенсии, зная, что ты спаслась от этого.
Я молчу, уставившись в зеркало перед собой. Я слышу, как волосы хрустят под ножами.
- Если всё получится так, как ты мне рассказала, то я буду на месте падения и заберу тебя. Типа случайный очевидец. Вроде как повезу тебя в больницу. А там уж видно будет… У тебя будет несколько минут, чтобы переодеть её в костюм пилота и запалить кабину. Криминалисты,- я тебе говорю,- даже разбираться не будут. Мало кто захочет капаться в горелых останках, когда и так всё можно списать на авиакатастрофу. Максимум – определят пол… Но в нашем случае это как раз то, что надо. Выскочишь из самолета, и я тебя заберу.
Как он и обещал, силовики взяли меня под свой контроль сразу после крушения лайнера в больнице. Это обычная практика: все пострадавшие по умолчанию становятся подозреваемыми.
Он стоял надо мной и рассказывал о том, кем я могу стать теперь.
Специальный агент. Полная свобода действий. Центральное подчинение. Связные. Финансовая поддержка. Командировки.
Им нужны мои тысяча лиц. Моя холодная маска и невозмутимость. Моя стопроцентная игра.
Я все подписала, и мы пожали руки.
Спустя полчаса, после того, как он вышел из палаты, я отпросилась покурить.
Ещё через три часа я села по русскому паспорту на рейс Москва-Франкфурт-Лиссабон. Само собой они вели меня до аэропорта.
Во Франкфурте Марину Степанову уже встречали их люди. Но Марина Степанова не регистрировалась на рейс Франкфурт – Лиссабон.
И не проходила паспортный контроль на выход из миграционной зоны.
В этот день из Франкфурта-на-Майне вылетело сто пятьдесят четыре тысячи человек. Из них восемнадцать тысяч с русскими паспортами.
Ведь это так прекрасно, когда никто никому ничего не должен.
На борту
Я неловко сглотнул. Я смотрел на неё и пытался понять. Как в столь хрупкой молодой женщине может быть столько... мне трудно найти слова, что я увидел в ней за эти два часа.
Она была скромна – её посчитали лукавой. Она хотела любить весь мир – её научили ненавидеть. Она хотела помочь- её научили причинять боль.
Я испытал глубокое чувство вины.
И после.
Мне стало жалко. Жалко её, как не было бы жалко и себя.
Словно произошло, что-то настоящее. Что-то большее, чем я сам.
Словно я прикоснулся к жизни.
От Автора:
Оставить свой отзыв или поделиться ощущениями от прочтения вы можете по мейлу liskokaa@mail.ru
Или в группе
http://vk.com/ushakovruslan
Положительные отзывы очень важны.
Спасибо