— Сначала ты должен кое-что узнать.
— Узнать что? — спросил Дэмиэн, наклоняясь к нему близко-близко и ощущая на своих губах его холодное дыхание.
Дэмис не ответил, впившись взглядом в его глаза, и он вдруг ощутил, что его гипнотизируют, и он падает… Падает куда-то во тьму чужих воспоминаний, растворяясь в чужом я.
Вечная глухая злоба, недовольство собой, постоянное равнодушие ко всему и всем, и самое главное, к себе самому и своему будущему вдруг охватили его, завладевая всем его существом. Лишь тогда вдруг освежал черную душу прохладным порывом долгожданного ветра всплеск интереса, когда он чуял след. Азарт погони горячил кровь, выцарапывая из плена вечного холодного безразличия ко всему окружающему, когда он чуял жертву. И как бы ни была уверена в исходе этого противостояния его добыча, он знал, что рано или поздно найдет ее и убьет. Лишь краткий миг единения со смертью, когда он выпьет ее жизненные силы, впиваясь в трепещущее горло своего собрата, приносил ему мимолетную радость в этой длинной и бессмысленной жизни.
Как он докатился до такого? В его душе царила та же самая бездна, отражение которой можно было увидеть в его глазах. Она очаровывала тех, кто осмеливался смотреть ему в глаза, но затягивала и его самого туда, откуда возврата нет. Он знал, что умирать не больно, но уйти в забвение, как делали многие вампиры, он не мог и не хотел, не желая такого жалкого конца. Единственный, но самый могущественный соперник, которого невозможно было победить ни одному вампиру, да и балансиру в общем, — это вечность.
Но он пока не хотел ей сдаваться. И что его держало, он не знал. Может быть, ему было жалко, что за всю его длинную жизнь у него не накопилось даже парочки счастливых воспоминаний. Уже четыре века он служил своему единственному господину — Владыке. Снискал себе уважение и даже восхищение, а еще страх и злобу окружающих — не только вампиров, но и многих других балансиров, которых устранял по приказу Владыки. Но никакого удовлетворения собой не испытывал. Он понимал, что такова его участь. Некроманты — мастера смерти, те, кто являются ее проводниками в этот мир. Дроу ценят и дорожат этой честью, а он не мог, потому что не был дроу. Возможно, поэтому и страдал так. А может, и нет. В любом случае бездна пожирала его изнутри, неудовлетворенность собой снедала его год за годом, бессмысленность его бытия…
Когда это началось? Он не мог уже вспомнить. Наверное, на сорок четвертом году его жизни, когда он убил собственную супругу. А затем и детей. Осознанно ли? Да, осознанно, потому что такие, как он, не заслуживают иной участи. Некроманты редко появлялись среди балансиров. Но если уж угораздило кого-либо родиться таким… то он становился опасным изгоем. Дар смерти неуправляем и требует жертв. Каждую секунду, каждую минуту, каждый час твоей жизни. Не всякий может вынести эту ношу. Сначала его семья. Потом люди. Сотни, тысячи. Он вырезал их, как овец. Да, Каэлин был недалек от истины. И каждая жертва помогала ему оттачивать талант убийства, в котором он давно уже превзошел даже дроу. Мучила ли его совесть? Только после первой сотни. А потом неизбежно настигло ледяное, замораживающее душу безразличие. Предсмертный крик совести он слышал в 1756 году, когда один уничтожил целую семью, в которой было пятеро детей разных возрастов. Не считая родителей, конечно.
Но бездна внутри него продолжала требовать своих жертв. И людей убивать стало неинтересно. Когда новый Владыка начал стягивать под свои знамена кланы, он пришел к нему сам, зная, что грядущий лидер пойдет по кровавым трупам, чтобы достичь невиданных высот, а потом сделает все, чтобы остаться на своем троне. И по приказу Каэлина, во имя Владыки он убивал и убивал с наслаждением. Людей, балансиров… Вампиров. Сначала просто убивал, а потом стал осушать. Единожды попробовав кровь своего собрата и с удивлением обнаружив, что она намного слаще, чем людская, что дольше поддерживает силы, что на больший промежуток времени заставляет утихнуть голос Смерти, он уже не сумел остановиться. Да и не желал.
Он медленно сходил с ума, и в какой-то момент даже решил, что это приятно. В убийстве он нашел свое забвение, ибо был он некромант. И бесчисленные смерти его жертв растворились в омуте его памяти, а бездна внутри, разверстая свою пасть, требовала еще и еще, снова и снова…
Чудовище — даже по меркам вампиров. По любым меркам.
Тяжело дыша и мелко вздрагивая, Дэмиэн очнулся от чужих воспоминаний, мыслей, ощущений. Облизнув пересохшие губы, он отвел взгляд от бездонной пропасти в равнодушных черных глазах и осторожно прижался к груди старшего вампира. Его тело чуть подрагивало, потому что за несколько минут пережить почти пять веков, растворившись в чужой личности, было слишком даже для полукровки. Он чувствовал, что безумие некроманта отчасти по капельке просочилось и в него самого.
Дэмис обнял его за талию. Он молчал, не вчитываясь в хаос мыслей, что творился в голове юного вампира.
— Ты не убьешь меня, — хрипло сказал Дэми. — Никогда. Я не верю.
— Я едва держу себя в руках.
— Если бы это было так, отец никогда бы не приставил тебя ко мне.
— Каэлин никогда не знал, что творится у меня в душе.
— Он доверяет тебе и знает тебя.
— Ты пытаешься убедить меня или себя? — насмешливо спросил Дэмис.
— Тебя! Я пытаюсь убедить тебя, черт возьми! Я верю, что, как бы сильно ты ни хотел убивать, ты никогда этого не сделаешь со мной.
— Я желаю. А мое желание неразделимо с жаждой убийства, — покачал головой он. — В смерти есть своя красота.
— Скажи мне… — Дэми поднял голову, заглядывая ему в глаза. — Ты бы хотел, чтобы мое сердце перестало биться? Чтобы я превратился в бледный труп? А знаешь, я думаю, я не сгорю, как другие вампиры. Я, наверное, буду разлагаться, как люди. Медленно, долго. Плоть будет тлеть на моих костях, гнить, пока не исчезнет совсем. Наверное, это красиво, правда?
— Прекрати!
— Ну почему? Разве ты не находишь это красивым? — парировал Дэми. — Я уверен, это именно то, чего ты хочешь, раз для тебя жажда убийства неразделима с желанием овладеть. Я прекрасно тебя понял. Знаешь, таких личностей среди овец зовут маньяками. Они находят своих жертв, насилуют, а потом убивают. Или убивают и насилуют. Правда, это уже некрофилы, но не суть.
— Дэми…
— Ты бы хотел сделать со мной то же самое? Как бы ты поступил? Ты бы сначала овладел мной, а потом выпил мою кровь, медленно, растягивая наслаждение до последней капли вместе с неторопливыми толчками, заставляя меня мучиться от боли и удовольствия одновременно, от моего собственного и от твоего тоже? Ведь это такая красивая смерть — когда ты умираешь на пике оргазма, осушенный и выпитый буквально?
Дэмис спихнул его со своих коленей, с отвращением ощущая, что начинает возбуждаться от проникновенного шепота юноши, как никогда презирая себя самого в этот момент.
Дэмиэн упал на пол и приподнялся на локтях, продолжая сверлить его взглядом.
— Тебе хочется именно этого? — настойчиво повторил он.
— В перспективе, — процедил Дэмис, отводя глаза.
— И ты не сможешь удержаться?
— Я не хочу удерживать себя от этого.
— Тогда убей.
Некромант вскинул на него взгляд, сжимая подлокотники кресла. Дэми тряхнул головой, рассыпая по плечам волнистые темно-каштановые пряди, и отвел их в сторону, обнажая едва трепещущее горло. Взгляд агатовых глаз убийцы остановился на бьющейся в ожидании жилке, и Дэмис невольно обвел губы языком, зачарованный тем, что видел. Он наклонился вперед, пытаясь побороть в себе растущее возбуждение, его иглы удлинились. Соскользнув с кресла, он навис над ждущим юношей, опрокидывая его на пол, и Дэми покорно запрокинул голову, открывая ему свободный доступ к своей шее. Пламя расцветило каштановую копну волнистых прядей ярко-рыжими бликами, и они ожили, казалось бы, зашевелились, словно змеи. Дэмис пропустил их сквозь пальцы и прижался прохладными губами к светлой коже, услышав тихий вздох своей добровольной жертвы и едва слышное, похожее на шелест ветра: «Укуси меня». Главная артерия пульсировала совсем близко, он почти ощущал сладкий привкус крови на своих губах, кончики раскаленных игл уже коснулись кожи Дэмиэна, но некромант вдруг остановился.