А сам — поскольку обстановка немного прояснилась — перестал сопротивляться. Иду свободной развинченной походкой и даже свысока гляжу, словно я только тем и занимаюсь, что каждый день по ресторанам шастаю. И за другими замечал: стоит кому зайти в ресторан, как его словно подменили — нос кверху, глядит маркизом.
Подходим к одному столику. Батюшки, чего там только на этом столе не было. Я сел и тихо улыбаюсь от избытка чувств, а Шаров влюбленно — как жених на невесту — на меня смотрит и спрашивает: «Нравится? Ешьте, пейте — все ваше. И за все, имейте в виду, уже уплачено».
Ну не чудеса ли? А раз уплачено — чего же стесняться?
Стали мы пить, есть. Говорим на разные отвлеченные темы. Дискутируем. Тосты поднимаем. Прекрасный это все-таки обычай — поднимать тосты. Вот бы на собраниях так говорить друг о друге.
Я, конечно, держу в уме вопрос, почему вдруг он меня ни с того ни с сего пригласил, не упускаю из вида. Но деликатно молчу, надеюсь, что постепенно все само по себе разъяснится. Да и потом, разве это главное. Уж если вы за столом — ешьте и пейте и ни о чем не думайте.
А вокруг нас так и вьется официант. То подольет в рюмки, то принесет чего, то тарелку заменит. С меня пылинки сдувает.
— Кушайте, — говорит, — профессор… А то очень уж вы заморенный. Устали небось от своего чрезмерного образования…
Это я-то профессор? Но молчу.
Пьем мы, закусываем, тосты произносим. И такая меня благодарность взяла, что дай, думаю, открою глаза Шарову на кое-что.
— Вас, говорю, не любят в коллективе, не уважают. Интриган, говорят. Вы уж извините. И я так думал до сегодняшнего вечера. Считают вас ловкачом. Делягой… И шельмой. Да-да, шельмой…
Побледнел Шаров. Натянуто улыбается. Ну а я режу правду-матку. Все вспомнил в порыве душевной благодарности. Вижу — не очень это ему по вкусу. Кривится, но терпит. Дальше — больше.
— Говорят, вы долги не отдаете. И сплетник к тому же. А кандидатскую за вас жена написала… Верно?
Наконец не выдержал он:
— Вот уж и впрямь, посади свинью за стол, она и ноги на стол.
— Извините, — говорю. — Кого вы имеете в виду? Не меня ли случайно? Так вы меня сами, по своей воле сюда пригласили.
— А что мне было делать? — говорит и в упор на меня смотрит своими наглыми глазами. — Не пропадать же добру. Я ведь не вас ждал, если хотите знать, а профессора. Да только он не пришел по неизвестной причине.
— Нехорошо вы поступили, — обиделся я. — Я, можно сказать, от всей души старался, от всего сердца. Хотел помочь вам…
— Ладно, — говорит. — Вижу. Помогли? Выпили, закусили? Теперь идите. Идите-идите. Благодетель…
КАРЬЕРА МАКАРКИНА
Некоторым везет. Макаркину не везло. Невеста была тише воды ниже травы, а едва расписались, сразу предъявила претензию: подай ей, видите ли, кооперативную квартиру. А где он ее возьмет?
Стал суетиться, наводить справки.
Слышал от бывалых людей: не подмажешь — не поедешь. Купил духи за пять рублей и плитку шоколада за полтора рубля. Стиснул зубы, пошел.
Заходит. Сидит какая-то женщина, смотрит на него, улыбается. Сразу видно — ждет. Положил ей на стол духи и шоколадку. И закрыл глаза. Сейчас, думает, влепит пощечину и крик поднимет. Не ударила, не закричала. Зато вежливо объяснила, что он не туда попал. Крякнул Макаркин, пошел дальше. Шоколад обратно, конечно, не взял. Неудобно. И духи тоже. Черт с ней. Пусть душится.
А там, где надо, оказалось, на прием надо заранее записываться. Что же делать? Стоит бедный Макаркин, переживает, не знает как быть: идти домой с пустыми руками под огонь критики не рискует.
А тут как раз подъехала крытая машина. И стали из нее выгружать толстые папки с бумагами. И носить их в помещение. Кто-то попросил Макаркина подержать две папки. Он подержал. Потом видит, что никто их у него обратно не берет, сам понес в помещение. Вернулся — ему снова две папки. Да так и бегал весь день с папками, аж взмок. Заметил его старание какой-то дядя, по виду завхоз, и спросил, как его фамилия. Макаркин сказал.
— Молодец, Макаркин, — сказал дядя. — Вижу — стараешься. Завтра поедешь от нашей организации картошку перебирать. Смотри не опоздай.
— Не опоздаю, — сказал Макаркин.
Взял он за свой счет отпуск. Стал вживаться в новый коллектив. Поехал перебирать картошку. И снова отличился. Его заметили. Послали еще раз. И еще. На собрании похвалили, в стенгазете. Вот-де Макаркин, молодец. Другие служащие его уже узнавали, охотно приветствовали: «Привет, Макаркин. Здорово, Макаркин». Стали Макаркиным дырки затыкать. Чуть что — где Макаркин? Послать Макаркина. Поручить Макаркину. Сам председатель с ним за руку поздоровался.