— Правосудие его величества — вот что тут нужно, а не ваше самовольное решение.
Но Эдгар и здесь не смолчал:
— Линдли вне закона, милорды, так что я запросто его повесить могу. Мне только ваше разрешение на это нужно, как того требует указ его величества. — Он ухмыльнулся: — Не очень-то мне хочется штраф платить, коли я сделаю это без вашего на то согласия. Ну так я сейчас…
— Молчите, сэр! — Теперь охватившую де Гленвиля ярость было уже не скрыть.
Стэнтону невольно подумалось, что сэр Эдгар может оказаться не только пьяницей, но и сумасшедшим.
— То, о чем вы сейчас говорите, — сказал де Гленвиль, — это тайное убийство. У вас нет свидетелей свершившегося, а единственный обвинитель приходится убитому родственником — дочерью. Подобное преступление требует тщательного рассмотрения в суде его величества, чем мы и занимались на прошлой неделе, когда судили трех обвиняемых в убийстве, когда готовили их к ордалии и когда их уличила Божья вода. — Он наклонился над столом: — И когда мы — мы, судьи! — приговорили их к казни. Мы, а не вы.
Эдгар распахнул было свой большой рот.
— Молчите, я сказал!
Рот снова захлопнулся.
— Нужно очень много времени, чтобы должным образом принять подобное решение, — чеканил де Гленвиль, — но вместо того, чтобы приехать сюда и изложить свое дело, вы сидели у себя в имении, отправив обвиняемого под замок. Вы бездействовали.
На лице Эдгара наконец-то проступило что-то отдаленно похожее на смущение.
— Прошу простить меня, милорды. Я много дней с кровати встать не мог из-за жестокой лихорадки. Но теперь я вернусь, соберу присяжных и…
— Нет, сэр Реджинальд, — прервал его де Гленвиль, — не получится. Завтра суд отправится в следующий город. Вы опоздали.
— Выходит, Линдли можно-таки вздернуть? — в этом вопросе безошибочно читалась воспрянувшая надежда.
— Нет, нельзя. — Де Гленвиль резко покачал головой. — Это дело не кажется мне столь очевидным. Вы сами только что сказали, что этот Линдли явился в вашу деревню как простой нищий, а отнюдь не разыскиваемый преступник вне закона. Тут необходима длань правосудия его величества.
Два других судьи важно кивнули.
— Этот человек, Элред Барлинг, — самый опытный из клерков нашего суда, — продолжал де Гленвиль, указывая на клерка, — он вполне может принять решение от нашего имени. Барлинг, вы отправитесь в Клэршем вместе с сэром Реджинальдом и проследите, чтобы правосудие свершилось.
Появившееся было на лице Барлинга изумление почти сразу сменилось напряженной улыбкой, больше похожей на гримасу:
— Конечно, милорд де Гленвиль. Сочту за величайшую честь.
Стэнтон едва удержался от радостного вопля. Он ускользнул из лап клерка со всеми своими опозданиями и разукрашенным лицом. Теперь Барлинг пропадет на много-много дней. Даже ноющие голова и ребра будто бы слегка притихли. Может, вечерком удастся даже наведаться в кабак, а чуть позже и к шлюхе — и непременно знакомой, которая точно не приведет за собой пару грабителей.
Но де Гленвиль еще не закончил:
— Сэр Реджинальд, вы обеспечите Барлингу должный прием и как гостеприимный хозяин не откажете ему ни в чем необходимом.
— Милорд. — Эдгар послушно кивнул, но выглядел он так, будто его настоятельно попросили вычистить выгребную яму.
— Барлинг, — вновь заговорил де Гленвиль, — ваша осведомленность в делах законных заслуживает подлинного уважения. Не думаю, что у вас возникнет необходимость посоветоваться со мной или с моими коллегами. Однако на тот случай, если это все же случится, возьмите с собой посыльного.
Посыльного! О нет. Услышав это, Стэнтон едва не бросился к дверям.
Барлинг смотрел прямо на него.
Стэнтон завертел головой в тщетной надежде, что кто-то из посыльных уже вернулся. Нет. Никого, кроме него.
Итак, Барлинг отправится в Клэршем, чтобы по приказу суда его величества расследовать убийство Джеффри Смита.
И Стэнтон, пропади оно все пропадом, поедет туда же.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Господь поручил королю в равной степени заботиться обо всех своих подданных.
Элред Барлинг раз за разом повторял про себя эти слова во время изнурительно жаркой дороги в деревню Клэршем. А точнее, он вспоминал их каждый раз, как сэр Реджинальд Эдгар вновь начинал его раздражать. А случалось это по нескольку раз в час. Если бы не этот человек и его так некстати случившееся появление перед судьями, если бы не пьяное неуважение Эдгара к закону, Барлинг не трясся бы сейчас на потной лошади с ноющими от беспрерывного сидения в седле мышцами. Нет, он сидел бы в тиши и прохладе залы суда с его привычным отлаженным ритмом — документ, дело, документ, — столь же успокаивающим и надежным, как стук сердца матери для младенца.