Сидящие вокруг тела женщины продолжили оплакивание, будто и не заметили вторжения.
Оказавшись на улице, священник помахал ладонью перед лицом:
— Готов поспорить, что, кроме савана Тикера, другого сухого белья нынче вечером во всей деревне не сыскать. А сук-но-то какое славное! — Он глубоко вдохнул. — Хильда всегда замечательно вынос обставляет.
— Да-да, весьма трогательно, Осмонд, — сказал Барлинг, — ну а теперь, если позволите, мне со Стэнтоном необходимо вернуться в усадьбу вашего дяди. — И он выразительно глянул на посыльного.
— И правда, сэр священник, — подхватил Стэнтон, поняв намек. — Дела не ждут.
— Ну так хоть глотните эля напоследок.
Стэнтон замер в нерешительности. Он был бы рад поскорее уйти от осуждающих взглядов и неискренних слов, но возможность смочить пересохшую глотку живительной струей эля показалась ему подлинным чудом.
— Я настаиваю! — Осмонд уже махал рукой кому-то у бочки. — Маленький знак признательности за труды людей короля.
— Благодарю вас, сэр священник. — Хотя Барлинг и скрыл свое раздражение за дежурной любезностью, Стэнтон учуял бы его и за милю.
Осмонд принял у разливщицы увенчанную шапкой пены кружку, а она уже протягивала еще две.
— За Тикера, — Осмонд поднял кружку.
— За Тикера, — вторили Барлинг со Стэнтоном.
Эль не обманул ожиданий посыльного. Он в один присест осушил добрую половину кружки, пока Барлинг просто стоял, сжимая свою в руке.
— Хороший был человек, — сказал Осмонд, — любил жизнь, добрый очаг, молочный пудинг и чтоб кровли не слишком сыпались. Священникам и клеркам стоило бы поучиться такому жизнелюбию — а, Барлинг?
— Несомненно, — вежливо кивнул Барлинг.
— И невесту свою любил, — Осмонд ухмыльнулся и подмигнул, — поговаривают даже, что куда сильнее пудинга.
Стэнтон предпочел заняться второй половиной своей кружки, чтобы ненароком не нагрубить священнику. Лицо Барлинга оставалось бесстрастным.
— А куда Агнес пошла, Осмонд? — спросил клерк. — Так неожиданно вышла.
Явно любящий посплетничать священник охотно подхватил подкинутую ему Барлингом тему:
— О, она очень расстроена. Очень. — И он принялся упоенно тараторить какую-то чушь.
Кружка Стэнтона опустела. Ни Барлинг, ни Осмонд не обращали на него ни малейшего внимания. Вполне можно было успеть по новой наполнить кружку добрым элем, и посыльный зашагал к бочке.
Он подошел к ней одновременно с Саймоном Кадбеком.
— Вы первый, сэр, — угловатое лицо пахаря расплылось в лишенной малейшего тепла улыбке. — Людям короля ведь ждать не с руки, так?
— Мне все равно, Кадбек.
— А зря, — улыбка сошла с лица пахаря, уступив обычной угрюмости, — так уж жизнь устроена.
Кружку Стэнтона разливщица наполнила первой, и он подождал, пока она сделает то же для Кадбека.
— Ну что, выпьем за Тикера?
— Да как хотите. — И пахарь опустошил кружку в один присест. — Все, готово.
Он отдал пустую кружку разливщице и пошел прочь, не проронив больше ни слова.
Стэнтона выходка Кадбека ничуть не задела. Он сделал еще глоток, а потом обошел дерево и устроился поудобнее на одном из его мощных корней. Густые заросли, обрамляющие границы участка покойного кровельщика, кишели птицами, чьи пронзительные трели провожали очередной жаркий день. Тикер наверняка провел здесь много вечеров, наслаждаясь жизнью. Покойся же с миром, Тикер. Стэнтон сделал еще глоток.
А потом замер. Из кустов до него донеслось быстрое неровное дыхание.
Неужто снова дикарь Вэбб? Стэнтон вскочил на ноги, пролив свой эль, его умиротворенность как рукой сняло.
Посыльный оглянулся. Ближайшие селяне стояли в доброй паре ярдов. Вновь частое тяжелое дыхание, колышущиеся листья и ветки. Стэнтон нахмурился. На Джона было не похоже. Совсем. Но кто-то там точно был — и, верно, наблюдал, надежно укрывшись среди зарослей. Смотрел на плакальщиков, на поминки по убитому. Стэнтон почувствовал, как, несмотря на жару, волоски на его шее встают дыбом. Кто-то жадно смотрел на дело собственных рук. Линдли. Никуда он не сбежал.
Он набрал полную грудь воздуха, чтобы позвать на помощь… И осекся.
Из кустов вышел Томас Дин, застегивая на ходу свои брэ. При виде Стэнтона он замер:
— Ты что это тут высматриваешь?
Посыльный поднял руку:
— Прошу прощения, друг мой…
— Что ты там говоришь, Томас? — из-за спины камнетеса раздался голос. Женский. — Не слышу.
Из зарослей появилась раскрасневшаяся Агнес. В следующий миг ее улыбка увяла: