— Не сомневаюсь, — кивнул Барлинг, — и сколько же лет вы помогаете местным матерям с детьми?
— Двадцать три года, сэр. Я у матери училась, которая до меня здесь бабкой была. Да только она от лихоманки померла, когда мне едва двадцать стукнуло, и осталась я одна. По опытности я с ней и рядом не стояла, но со временем и сама кой-чему научилась.
— Господь избирает путь за нас, — сказал Барлинг, — хотя зачастую не тот, который мы выбрали бы сами.
Он хорошо знал это сам и чувствовал, что знает и она.
— Да уж. — По изуродованному лицу женщины скользнула угрюмая тень.
— Однако помимо того, что ваши руки привели в свет многих из живущих здесь, — продолжил Барлинг, — вы еще и обмываете усопших, а также облачаете их перед погребением. Верно?
— Да, сэр. Но не я одна, обычно женщины из родни покойника помогают. Хотя бывает, что и нет никого, когда совсем уж старик помер или чума на дворе, — она подняла на Барлинга взгляд своих ясных глаз, — я всегда стараюсь, чтобы они в землю честь по чести легли, сэр.
— Дело воистину похвальное и святое, госпожа Фолкс, — прежде чем задать следующий вопрос, клерк заглянул в свои записи. — Скажите, это ведь вы Джеффри Смита обмывали?
— Джеффри-то? Я, конечно.
— Понимаю, что моя просьба покажется непростой, но не могли бы вы описать его раны?
— Да нет тут ничего такого, сэр. — Взгляд женщины оставался спокойным. — Череп у него был раскроен, но это я повязкой поправила. А вот лицо… Лицо размозженное было, челюсть сломана, зубы повыбиты и рот порван. Я хоть и сделала что могла, чтобы он получше смотрелся, но всего там было не поправить, — тут ее голос дрогнул. — А Джеффри мужчина ладный был. — Хильда глубоко вздохнула. — Страшно такой конец в руках этого дьявола Линдли встретить.
— Если позволите, задам еще один деликатный вопрос — вы других ран на теле покойного Смита не видели?
— Других, сэр? — Хильда нахмурилась. — Неужто вы думаете, что бедному Джеффри, благослови его Господь, и этих мало?
— Тело убитого подлежит исследованию, — сказал Барлинг, — особенно если речь о тайном убийстве. Другие раны могут помочь установить, что именно произошло. Тело Бартоломью Тикера, например, я осмотрел, а вот с Джеффри Смитом такой возможности не было.
— Ясно теперь. — Ее лоб разгладился. — Простите, коли резко ответила, сэр. Нет, других ран на бедном Джеффри было не видать. Ну, кроме тех, что его и прикончили.
— Не стоит извиняться, госпожа. Дело вам выпало воистину печальное. — Барлинг сочувственно кивнул, не преминув отметить, какое волнение звучало в голосе Хильды при каждом упоминании имени Смита. — А Агнес, наверное, все это еще сложнее далось.
— Агнес? — Хильда покачала головой. — Да нет, она мне и не помогала.
— Но вы же говорили, что женская часть родни обмывает тело.
Хильда снова покачала головой:
— Не помогала она. Я еще спросила — не хочет ли, а она и говорит, что не выдержит. Это ж она тело Джеффри нашла, так потом долго в себя прийти не могла.
— Кстати, о той ночи, ничего не заметили?
— Нет, сэр. Я дома в постели была, а проснулась уже от криков и плача.
— Вместе с мужем, госпожа Фолкс?
— Мужем, сэр? — этот вопрос ее явно удивил. — И замужем-то никогда не была, — Хильда подняла пальцы к изуродованным щекам, — сами ж видите.
— Не все мужчины смотрят на лицо. У женщин есть качества и поважнее.
— Есть, конечно, — Хильда печально улыбнулась и вновь положила руки на стол, — да только никто меня замуж не звал. Одна я живу.
— Ясно. — Барлинг сделал пометку. Очередной житель деревни, которому нечего рассказать о ночи убийства. Ничего не слышала, ничего не видела. — Итак, вы приготовили тело Смита к погребению?
— Да, все сама, — на ее изрытых щеках проступил румянец, — только я тому и рада была. Мы с Джеффри погодками были. Все вместе росли — он, я да Изабель. Всегда дружили, сколько себя помню.
— Изабель?
— Изабель Смит, жена его покойная. Мать Агнес.
— Я знал, что он вдовец, но имя жены слышу впервые. — Барлинг вновь сделал запись. — А давно ее не стало?