— Боже милостивый! — Стэнтон вскинул руку к носу. Воздух казался вязким из-за острой вони — тут едва можно было дышать. Но Джона запах, похоже, ничуть не беспокоил. Он выпустил руку Стэнтона и зажег серую сальную свечу, неуклюже сжимая ее своими толстыми короткими пальцами. Впрочем, светлее от этого под высокой крышей сарая не стало.
Стэнтон сглотнул заполнившую рот из-за вони обильную слюну. Ради чего Маргарет отправила их сюда? Да только никого никуда она и не отправляла. В движениях ее пальцев было не больше смысла, чем в беспомощном трепете губ.
Скорее всего, Джон просто хотел поскорее вернуться туда, где проводил дни и ночи, — встревоженный и не понимающий, отчего его мать беспомощно лежит в кровати в чужом доме.
В кровати… Вот чего Стэнтону хотелось сейчас больше всего на свете. В кровать и поспать эдак с недельку, если б дали.
Джон уставился на Стэнтона, его толстый язык, ворочающийся и поблескивающий в тусклом свете свечи, был похож на слизняка-переростка.
— Поздно уже за работу браться, Джон. — Стэнтон понятия не имел, почему сказал именно это. С тем же успехом он мог спеть слабоумному дикарю непристойную песенку.
Впрочем, как и следовало ожидать, Джон не обратил на него ни малейшего внимания. Однако и к валяльной яме он не пошел. Вместо этого дикарь забрался в заставленный бочками дальний угол сарая и принялся махать оттуда Стэнтону.
Забывшись, Стэнтон рассерженно вздохнул и тут же зашелся кашлем от обжегшей горло вони. Дышать полной грудью в этой дыре определенно не следовало.
Но Джон по-прежнему махал ему.
— Мне нечем помочь тебе, Джон, — Стэнтон подошел к дикарю, едва держась на ногах от усталости, — я не знаю, что и как тут делается.
Джон стоял рядом с большой корзиной, до краев наполненной чем-то похожим на грязные шерстяные очески — в полумраке сложно было сказать наверняка.
— Га! — Джон наклонился и что-то вытащил из корзины.
Не очески. Башмак. Стэнтон обмер, не сводя с него глаз. А вот и второй. Казалось, бешено колотящееся сердце вот-вот вырвется у него из груди.
Такие же башмаки, как те, что носил Эдгар, — те, что Линдли получил от лорда. Те самые, что Стэнтон видел на его ногах. Грязные башмаки — не вычищенные, как у лорда.
Его опять бросило в холодный пот.
Но коли башмаки здесь, то и Линдли может быть поблизости. Значит, он не сбежал, а прячется где-то рядом. В голове у Стэнтона эхом отдалось сказанное им Барлингу всего час назад: «Но неужели женщина способна сотворить такое с моим конем? Она его с такой силой…»
Не было у Агнес этой силы. У нее был мужчина. Линдли. Он не сбежал, а помогал совратившей его, как и остальных, Агнес.
Стэнтон принялся озираться, вглядываясь в темные углы сарая. Линдли мог прямо сейчас смотреть на него и готовиться к броску. Или Агнес.
Краем глаза посыльный заметил быстрое движение и отшатнулся к бочкам с криком:
— Нет!
Крыса скользнула по полу, успев блеснуть лоснящейся шкуркой в свете свечи, прежде чем ее вновь поглотила тьма.
Надо было уходить, и побыстрее. Стэнтон пошел к двери.
Но Джон уже был там, загораживая проход своим мощным телом и по-прежнему сжимая в толстых пальцах башмаки.
— Уйди с дороги, Джон.
Ответом стал толчок в грудь, отправивший Стэнтона на пол.
Посыльный поднялся на ноги, жадно глотая воздух. Вонь уже не беспокоила его — в отличие от того, что он оказался наедине с сумасшедшим. С сумасшедшим, который скакал у двери в обнимку с башмаками, не позволяя ему выйти.
С человеком огромной силы и с умишком дикаря. Так может, все же Джон и был подлинным убийцей?
Возьмите же себя в руки — вот что сказал бы ему Барлинг. Стэнтон усилием воли подавил панику.
Джон привел его сюда по знаку Маргарет. Джон показал ему башмаки. Значит, он хотел еще чего-то.
— Ладно, Джон. — Стэнтон поднял руку, надеясь, что дикарь сочтет этот жест успокаивающим.
Джон отступил назад. От двери, однако, он не ушел и по-прежнему стоял там, сжимая в руках башмаки.
— Прости, парень. — Стэнтон повернулся и вновь пошел к бочкам, усилием воли заставив себя приняться за поиски в вонючем полумраке.
Одни только бочки, крышки не прибиты. Стэнтон поднял первую и отшатнулся — застарелая моча, собранная здесь для валяния. И во второй то же самое, и в третьей.
Стэнтон почувствовал, как нога уходит в какую-то мягкую кучу. Он присел, чтобы разглядеть получше, потом протянул руку. Пальцы коснулись гниющей овчины, и тут из-под нее с пронзительным писком вылетели еще две жирные крысы. Стэнтон едва не вскрикнул.