– Некогда Богу о вас думать: он сейчас занят, ангелы тоже.
Тишина. Вытянутые лица. Шок.
– Как же так? – опять затараторила брюнетка.– Мы же христиане! – она даже стукнула себя в грудь, правда, не очень сильно. – Мы веруем в Бога. За что нам такое наказание, почему Он не думает о нас?
Чиновник исподлобья посмотрел на нее:
– Голубова Елизавета Александровна? – он порылся в бумагах и вытащил небольшую папку. – Первый раз Вы серьезно подумали о Боге в семнадцать лет, когда Вашему парню не поздоровилось в очередной драке, и он попал в больницу. Второй раз вспомнили о Всемогущем в двадцать два года: Вам хотели отрезать загнившую руку. Потом идет перерыв в десять лет. Тут Вы просили уже за своего сына, – пожилой человек пробежал глазами по бумагам и вздохнул. – Серьезно, от всей души, Вы обращались к Богу за шестьдесят лет лишь девять раз, исключая просьбы о личной материальной выгоде. Мимолетные упоминания о Творце за столом с чаркой в руках, даже будь то во время церковных праздников, не в счет. Все остальное время Вам некогда было думать о Боге. Единственно, чему Вы серьезно поклонялись, так это золотому тельцу. Если Вам удавалось заработать деньги, Вы считали это своей заслугой, если же из-за собственной гордыни теряли часть нажитого, то утверждали, что справедливости не существует. Вы клеветали на соседей, не давая им спокойно жить. Даже здесь…
– Я ни на кого не клеветала, – возмутилась женщина, – я сама видела, как Людка ходила с парнями в посадку.
– Ну и что? В посадку ходить запрещено? Тем более с гитарами. Или Вы собственными глазами видели, чем они там занимались?
– Н-нет, но…
– Правильно, Вы приписали ей то, на что у Вас хватило фантазии. Как говорится, что у кого болит…
– Но это же не повод бросать нас здесь.
– Конечно, не повод, – согласился чиновник.
– Мы же ничего плохого в своей жизни не сделали, – проговорил кто-то рядом с Сергеем.
– Вы НИЧЕГО в жизни не делали, – тихо произнес мужчина. – Вы со стонами и кряхтениями мялись рядом с ней, радея только о своем беззаботном, сереньком существовании. Да, вы не встали на сторону разрушения, но и созидать ничего не хотели. Вы остались сами по себе, вот и оставайтесь никому не нужными: ни Свету, ни Тьме. Лишним деталям в огромном механизме Вселенной делать нечего. Все лишнее идет на переплавку.
Чиновник хлопнул в ладоши, и зал опустел. Вскоре исчез и сам чиновник, бросив хмурый взгляд в сторону Сергея.
– Он меня увидел! – удивился ученик.
– Еще бы, он многое может, – усмехнулся учитель.
* * *
– Сергей, урок окончен, можешь просыпаться.
Ученик дернулся и очнулся. На него с улыбкой смотрел учитель.
– Простите, я кажется, заснул.
– Ничего, эта неделя у тебя была слишком напряженной.
Сергей посмотрел на улицу. Яркое оранжевое солнце слегка коснулось края горизонта, окрасив колонну аэромобилей в причудливые цвета. Со стороны космодрома раздался рокот: опять туристы на Луну отправлялись. Сергей отвернулся от окна и, вздохнув, свернул трехмерное изображение, мигавшее над его партой:
– Владимир Петрович, я сегодня не смогу остаться после уроков.
– Хорошо.
– И … я, наверное, вообще не буду посещать дополнительные занятия.
– Это твое право, Сережа. Тем более, что экзаменов по моему предмету нет.
– Дело не в этом. Я, конечно, согласен с этическими уравнениями, с тем, что аксиомы морали и этики – не просто рамки взаимоотношений, но …
– Ты подавал надежду.
– Если бы увидеть что-нибудь такое, что доказало мне …
– Я уже говорил, что это только повредит тебе.
– Другим не повредило.
– Для других это было не доказательством, а практическим занятием.
– Я готов рискнуть.
– Дело не в риске. Осознание действительности нельзя преподносить на тарелочке с голубой каемочкой. Необходимы собственные усилия.
– Иначе не могу.
– Ты твердо решил идти этим путем?
Что-то шевельнулось в сознании Сергея, неясное воспоминание о чем-то важном. Он внимательно посмотрел на дверь, на подошедшего к ней Владимира Петровича с мелом в руках и задумался. Учитель застыл в ожидании…
А. В. Латвиненко.