Потом он ушел в темноту в своем поношенном плаще с подлой нашивкой.
За два последующих дня Жанна много раз заново переживала эту сцену.
Исаак должен обратиться в католичество, решила она.
На пороге появилась кормилица, державшая за руку Франсуа. Мальчик бросился к матери. Она посадила его к себе на колени.
– Он хорошо спал, – сказала кормилица, – и я тоже.
Она села за стол.
– Хочешь бутерброд с пенкой и медом? – спросила Жанна у сына.
Не дожидаясь ответа, известного заранее, она приготовила бутерброд, протянула мальчику и наказала держать ровно, чтобы не стекал мед.
С лестницы послышался голос Гийоме:
– Хозяйка!
– Скажи ему, чтобы поднялся! – велела Жанна кормилице.
Кормилица вышла передать распоряжение. Через несколько секунд появился Гийоме, чуть запыхавшийся, возбужденный, разрумянившийся.
Он возмужал. Жанна смотрела на него с удивлением и теплотой. Он обладал всеми нормандскими качествами, какие ей нравились: честный, верный и лукавый.
– Хозяйка, первые яблоки пошли. Просто сахарные! Я подумал. .. Мы их оставим на ночь в тазу с вином и медом…
Жанна кивнула: она поняла. Яблоки пустят сок и получатся как будто в сиропе.
– Добавь щепотку корицы, – сказала она. Лицо Гийоме засияло.
– Здорово! – воскликнул он с ликованием. – Пять денье[2]!
– Пять денье, если сверху покрыть сметаной. Гийоме аж напыжился от гордости.
– Но продать их будет труднее.
– Так это ж для богатых клиентов!
Ей приходилось думать то о любви, то о тесте. То о своих лавках, то о банке. То о сегодняшнем дне, то о завтрашнем. Как убедить Исаака?
Случилось то, что должно было случиться.
Исаак только что ушел. Стоял конец октября, еще не рассвело, и Жанна решила немного понежиться в постели, прежде чем заняться делами.
Вдруг она услышала крики и в тревоге распахнула окно. Она узнала голос Исаака. В десяти шагах от ее двери. В нем звучало отчаяние. Кровь бросилась ей в лицо. Накинув на ночную рубашку плащ, она сунула в карман нож, схватила подсвечник и взяла в лавке толстую палку. Затем бросилась на улицу, в темноту.
В пламени свечи мало что разглядишь, но света хватило, чтобы увидеть дерущихся людей.
– Еврей! Денег у этой гадины полно!
Она поставила подсвечник на землю и ринулась в схватку. Исаака она видела ясно и не опасалась оглушить его. Один из головорезов стоял к ней спиной.
Она нанесла ему страшный удар по позвоночнику и сразу второй – по голове. Двое других обернулись.
– Баба! Подумать только! На нас напала баба!
Один из них бросился на нее с ножом.
Избежал ли Исаак этого ножа?
Она ждала нападавшего, расставив ноги. Тот замахнулся. Концом палки она изо всех сил ткнула его в живот. И увидела в мерцании свечи, как он разинул пасть – от боли или удивления, какая разница!
Он зашатался, качнулся влево. Воспользовавшись секундной паузой, она ударом дубины проломила ему череп.
Исаак, похоже, охромел. Ее охватило бешенство.
Третий и последний негодяй, видимо, тоже разъярился. Издав звериный рык, он устремился к ней. Она выхватила из кармана нож. Нападавший его не увидел. И налетел на него. Из горла вырвался предсмертный хрип. Она быстро вырвала нож из раны и движением снизу вверх вспорола ему брюхо, затем оттолкнула от себя. Он со стоном опрокинулся навзничь, придерживая кишки обеими руками. Она подбежала к Исааку, сидевшему на земле. У него кровоточило бедро. Красная жидкость, пузырясь, била струйкой. Артерия.
Она это знала, ей цирюльник рассказывал. Рана могла оказаться смертельной. Надо наложить жгут, и немедленно. Ножом она отсекла полосу от подола своей рубашки и сделала из нее жгут. Разорвала штанину и наложила ткань узлом на рану, чтобы заткнуть ее, потом затянула. Исаак издал стон, почти хрип. Только бы не потерял сознание.
– Прижми кулаком как можно сильнее. Я сейчас вернусь. В соседних домах начали открываться окна. Она подбежала к одному из них и крикнула:
– Кормилица!
На лестнице послышались шаги.
– Кормилица, беги за цирюльником! Второй дом справа. Скажи: ножевая рана в бедро, задета артерия.
Жанна вернулась к Исааку. Тот был на грани обморока. Но кровь перестала течь. Она взяла его за руку.
Занимающийся рассвет окрасил всю сцену в грязно-синие тона.
– Держись. Ты спасен. Сейчас придет цирюльник. Исаак был бледен как смерть. Жанна поняла, что физическая боль у него перешла в боль душевную.
Он дрожал. Она накинула ему на плечи свой плащ. Его собственный был искромсан ножом. Она заодно сорвала и нашивку.
Наконец появился цирюльник. Он посмотрел на трех негодяев, распростертых на булыжной мостовой, потом на раненого, сидящего на земле. И с особым вниманием изучил жгут.
– Это вы наложили? – с восхищением обратился он к Жанне. – Хорошо! Очень хорошо! Теперь нужно унести беднягу отсюда. Главное, не вытягивать ногу. Деньги у него есть? Лучше всего было бы доставить его на носилках в больницу Отель-Дьё. Или же домой.
– В Отель-Дьё? – вскрикнула она.
Жанна содрогнулась: это был кошмарный вонючий барак, преддверие мертвецкой. Людей там клали вчетвером на одну кровать, обычно на одного живого приходились два покойника и один умирающий.
– Вы знаете этого человека? – спросил он. Она покачала головой.
– Кто мне заплатит?
– Я, – слабым голосом произнес Исаак.
Успокоившись на сей счет, цирюльник посоветовал отнести раненого в ближайший дом, чтобы как следует обработать рану.
– В таком случае несите его ко мне, – сказала Жанна.
– Но его надо сначала уложить и перевязать, – предупредил цирюльник.
Окна распахивались одно за другим. Люди с любопытством смотрели на происходящее.
Жанна на мгновение задумалась. Стол в лавке!
Они с кормилицей сбегали за ним. Потом втроем подняли и уложили на него Исаака. Цирюльник открыл свою сумку и достал специальные широкие повязки для бедра. Он обнажил бедро, пах и осмотрел жгут, второпях наложенный Жанной. Потом кивнул.
– Бедренная артерия, – сказал он. – Не будь жгута, этот человек уже отдал бы богу душу. Вы спасли ему жизнь, мадам.
– Не будете зашивать рану? – спросила Жанна.
Цирюльник поразмыслил.
– Не сейчас. Он может истечь кровью. Он и так много ее потерял. Предоставим природе потрудиться самой дня три или четыре, а когда будем менять повязку, посмотрим. Вы видели рану, она глубокая?
– С мизинец. Они пырнули его ножом.
Цирюльник попросил принести воды, чтобы обмыть ногу, которая была вся в крови, затем нанес целебную мазь на края раны, ставшие пурпурными. Наконец он наложил компресс на жгут, чтобы прижать поплотнее, и перевязал Исаака, закрыв повязкой пах, ягодицу и верхнюю часть бедра.
Люди внимательно наблюдали за его действиями из окон.
– Вот так будет лучше, – сказал цирюльник.
– Я могу вернуться домой? – спросил Исаак.
– Только на носилках, не иначе.
Все поняли, что сразу попасть домой ему не удастся: нужно было по меньшей мере часа два, чтобы раздобыть носилки и найти четырех человек, которые понесут раненого. Поднялся ветер. На окрестных колокольнях пробило семь.
– Нельзя же оставить его на столе посреди улицы, – сказала Жанна.
– Да, лучше ему побыстрее оказаться в тепле. Он потерял много крови и, как я вижу, весь дрожит. Но далеко его нести невозможно. Раз вы так гостеприимны, отправимся к вам.
Тут появился Гийоме с вытаращенными глазами. Он никак не ожидал обнаружить свой стол в таком странном месте.
– Помоги, – сказала Жанна.
Цирюльник, Жанна и Гийоме перенесли в лавку стол с лежащим на нем Исааком. И очень вовремя: раненый уже стучал зубами от холода.
– Напоите его чем-нибудь горячим, – сказал цирюльник. Жанна подогрела молоко. Цирюльник повернулся к Исааку:
– Как вас зовут?
Согласно полицейским установлениям, он и в самом деле обязан был спрашивать имя у каждого из своих пациентов, получивших ранение.
2
Денье – старинная французская медная монета (1/12 су). (Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, – прим. перев.)