Каид Мухаммед и его товарищи сразу же вышли в гавань, переночевали [там], а потом забрали все бывшие там суда и удерживали их. К ним здесь присоединились многие из бывших в касбе той ночью: они вышли, перелезши через стену.
Паша отрядил к ним шерифов, чтобы те уладили дело между ними, но мятежники отказались. Тогда он вышел с отрядом конницы и направился в западную сторону, рассчитывая на бегство. Он провел одну ночь в зарослях, не найдя к этому возможности, и возвратился в город, предавшись тому, что судил [ему] Аллах Всевышний и предусмотрел. Ибо дни [его] /264/ уже были безнадежны, а власть окончилась и угасла. Те, кто оставались в касбе, боясь наказания себе, схватили Масуда, заключили его в тюрьму и послали с этой вестью к своим товарищам в гавани. Это случилось в начале сафара упомянутого года [21.IV—19.V.1643].
Люди тут же присягнули паше Мухаммеду ибн Мухаммеду ибн Осману полной присягой по единодушному решению того войска, а затем ушли из гавани в Томбукту. Они обыскали резиденцию, но не нашли в ней из денег ничего, •кроме четырехсот мискалей в украшениях. Масуда спросили о деньгах (а он сидел в тюрьме), но он ни в чем не сознался. Его допросили строже, и он поклялся, что когда закончился бы этот месяц, а он бы еще был у власти, то открылась бы нищета его и обнаружились бы его обстоятельства, так что знали бы об этом знать и простонародье. Потом он просил пощады у паши Мухаммеда ради жизни своей. И ответил тот, что дарует он ему пощаду [ради] Аллаха, ради своей души, пощаду, которая не такова, как его, Масуда, пощада, обещание которой он нарушал и предавал. Потом он его отослал закованного к правителю Кирау, чтобы тот его там содержал в тюрьме. И оставался Масуд в подобном положении, пока не умер во времена ал-Хайуни. У власти он пробыл пять лет, восемь месяцев и несколько дней.
В понедельник двадцать второго этого же сафара [12.V.1643] я отправился из города Уандьяга в Масину, чтобы выразить соболезнование домочадцам друга [моего] факиха Мухаммеда-Самбы по поводу его смерти, постигшей их, а [также] соболезнование государю фанданке Хамади-Амине по поводу постигшей его смерти его брата Силамоко. В ставку государя я приехал поздно вечером во вторник, последний день сказанного месяца [19.V.1643]. Я приветствовал его и пожелал ему благополучия. А месяц раби пророческий наступил для меня, когда был я у государя, в ночь на среду [20.V.1643]. И рассказал мне Хамади-Амина, что в эту же минуту услышал он, что против него идет военная экспедиция паши и что они дошли до города Тьиби.
Из-за этого сообщения я простился с государем в эту [же] ночь, /265/ рассказав ему, что я ухожу в дом покойного собрата, дабы выразить сочувствие его семье. А Хамади-Амина велел мне сказать брату покойного, кадию Али-Сири, чтобы выехал тот к нему по причине этой новости.
Я выехал от государя ранним утром, а к родственникам умершего добрался поздно вечером в среду. Я выразил им соболезнование, передал кадию послание государя и провел у них ночь на четверг. На следующее же утро, на заре, выехал я от них, направляясь в Йуваро. Переночевал я в шатрах санхаджа — жителей Масины, после того как заезжал в город Канкора по некоторой надобности. Когда совершил я утреннюю молитву, то отправился от них, направляясь к дому собрата факиха Бубакара-Моди, а он находился близ горы Сороба, в земле озера Дебо, во время сухого сезона. Ко времени поздней утренней молитвы я повстречался с убегающими людьми, гнавшими свои богатства [в виде] коров по (пастбищам в разные стороны — из-за вести об этом походе. К полудню я доехал до этого собрата, сообщил ему известие, и он тут же выслал разведчика. Когда же совершали мы закатную молитву, разведчик возвратился с подтверждением этой новости и сказал, что слышал, будто это аския идет тем походом. Мы сами и их семьи сразу же выехали со своими быками, бросив поставленные шатры с утварью и имуществом своим. И бежали все, кто был по всей той области, разрозненными группками, испуганные и устрашенные; слышал ты лишь плач и вопли ужаса. Друг друга не дожидались, и никто не заботился о другом. Таким образом провели [всю] ночь, [только] поздним утром следующего дня немного остановились, но затем [снова] пришли в смятение из-за сильного страха и бросились бежать. В этот день многие из людей умерли от жажды.