Деникин крикнул: – Да здравствует единая неделимая Россия! – Ура, ура, ура! – пронеслось по фронту. Пулеметы затрещали сильнее. – Антон Иванович, смотрите, смотрите: на левом фланге красные бегут, – сказал Май-Маевский. – Отступают по всему фронту. Около будки еще держатся. Скажите, чтобы бронепоезд продвинулся вперед и фланкировал огнем будку, – отрывисто кидал Деникин, осматривая в бинокль общее положение фронта. Бронепоезд из пулеметов и легких орудий обстреливал будку. Красные не выдержали сильного огня и отошли – Ну, теперь нам делать нечего. Мы свое сделали, поедемте, – сказал Деникин. Вблизи вокзала, в садике, офицеры снялись группой, с Деникиным в центре. Затем поезд под звуки оркестра двинулся в Ростов.
Генерал-бандит и танки
На станции Иловайской в вагон к Май-Маевскому вошел генерал Шкуро.
– Отец! Ты с своей стратегией не… (крепкое ругательство). Мои терцы и кубанцы – не твои солдатики, которых ты бросаешь туда-сюда! – Успокойся, Андрюша, в чем дело? – перебил его Май-Маевский. – Я туда не поеду, куда ты посылаешь. Ты знаешь отлично, если кубанцы и терцы не пограбят, так и воевать не будут. Мне нужны винные заводы, поместья, а на черта сдались красные голодранцы! Май-Маевский начал успокаивать генерала, а я исподтишка рассматривал этого бандита. Генерал-лейтенант Шкуро был среднего роста, блондин, 31 года, с голубыми хитрыми глазами, курносый. В империалистическую войну он служил есаулом. Настоящая фамилия его – Шкура; для благозвучности сменил «а» на «о». Шкуро оказывал огромное влияние на раду, заставил ее произвести себя в полковники, а потом в генералы. Он устраивал дикие оргии и отличался бандитскими наклонностями. По взятии Москвы, Деникин предполагал разжаловать Шкуро и предать суду за грабежи и самовластие. Шкуро, небрежно выслушав ряд доводов, объясняющих значение операции, сказал:
Генерал Шкуро со своим штабом.
– Ну ладно. Посмотрим на эти танки. Отец, хочешь обедать? Поедем. Девочки есть, цымес. Хорошо проведем время. – Нет, Андрюша, мне немного нездоровится. В следующий раз как-нибудь, – протягивая руку, уклонился Май-Маевский. – Как хочешь. Поедешь – не пожалеешь, – ответил Шкуро, уходя из вагона. – Прибыли танки! – весело сообщали добровольцы друг другу, толпясь у прибывшего поезда, состоявшего из нескольких пульмановских платформ. Грозно смотрели стальные чудовища, четыре больших, остальные поменьше. Рядом с танками стояли англичане и инструктора. Надменно, с сознанием собственного превосходства они смотрели на толпу любопытных. Железнодорожники и рабочие стояли небольшими безмолвными группами: на их лицах лежал отпечаток скорби. По приказанию Май-Маевского танки двинули на станцию Ханженково, куда одновременно пошел и поезд Шкуро. С Ханженкова должно было начаться общее наступление, под прикрытием танков. Поезд генерала Шкуро состоял из нескольких хороших вагонов, гремели два оркестра музыки: симфонический и духовой. В вагоне, где помещался Шкуро с Май-Маевским, находилась целая свора разодетых шансонеток; с утра до вечера у Шкуро не прекращались оргии. Шкуро полулежал на диване; не обращая внимания на Май-Маевского, который одиноко сидел за небольшим столиком и пил водку, бандит запел свою любимую песенку: – Со своею ватагой я разграблю сто городов…Лейся да лейся белое вино, Ты на радость нам дано… Владимир Зенонович, ай-да молодец, прибыл к нам, прибыл, наконец, – подхватывали шансонетки, держа бокалы, а остальное офицерье пело: – У нас теперь одно желание – Скорей добраться до Москвы, Увидеть вновь коронование, Спеть у Кремля – Алла Верды…
1919 г. Отправка английских танков Уиппет и Мк-V со станции Иловайская
Поезд подошел к платформе под песни пьяной ватаги. Здесь собралась толпа запыленных, грязных шахтеров, молча слушавших песнь пьяных генералов, строителей «единой, неделимой России». Шкуро, стоя у открытого окна, поднял высоко бокал с шампанским и пьяно крикнул: – Рабочие и крестьяне! Да здравствует великая Россия, пью за ваше здоровье, ура!
Выпив бокал до дна, генерал бросил его на платформу. Рабочие угрюмо молчали, а волчья сотня генерала Шкуро вопила: ура, ура, ура!
Май-Маевский вышел из вагона и долго по-французски беседовал с англичанами. Спустя несколько часов, управляемые англичанами танки шли на фронт, а за ними вслед двигалась орда кубанцев и терцев под начальством Шкуро. Он ехал во главе своей волчьей сотни и громко неистово кричал: – Доблестные мои кубанцы и терцы! За мной, вперед! И лава кавалерии двигалась вперед, уничтожая всех, кто попадался навстречу, грабя не только отдельных граждан, но целые деревни и поместья. Всякое сопротивление пресекалось поголовным расстрелом, виселицами, нередко поджогами целой деревни. Генерал Шкуро любил сам наблюдать за поркой рабочих, неизменно приговаривая: – В назидание потомству всыпь ему еще двадцать пять!