Тревожное напряжение не оставляло меня. Я кого-то искал и никак не мог понять кого. Вдруг, как внезапная вспышка, как парус, мигнувший на горизонте: «Вера!.. Где же Вера?»
Только что она была рядом, я слышал ее завораживающе-ломкий голос, и вдруг она исчезла, словно подхватил и унес ее внезапный смерч.
Я пошел быстрее. Я увидел ее далеко-далеко на молу. Босые пятки ее мелькали на каменных плитах. Мол был старый. Море выщербило его, в проемах между израненными камнями люто пенилась вода. Вера, едва касаясь скользких зеленоватых уступов, прыгала. Вилось, мелькало светлое платье.
Я уже был на молу. Я побежал. И тут я увидел, что рядом с Верой идут, прыгают длинные, худые, обросшие черным волосом ноги. И когда я увидел, что этот козлоногий очкарик настиг ее, положил ей руку на плечо, наклонился, просительно заглядывая ей в лицо, на меня, словно всесокрушающая волна, обрушилась такая боль, обида, ревность, что я страшно, бессмысленно закричал. Я не просто закричал. Я взвыл… Непреодолимое горе и безнадежное отчаяние томили меня.
Кажется, на мгновение я приоткрыл глаза, ослепленные болью, и мне показалось, наяву, во сне ли, надо мной наклонилась Вера, мои натяжелевшие веки сомкнулись, и, снова уходя, проваливаясь в сон, я почувствовал словно слабое дуновение теплого ветерка — губы Веры коснулись моего лба у самой переносицы…
И снова я увидел ее у моря. Неожиданно близко от себя. Она была одна на краю мола, внизу бушевало море. Прозрачное платье ее развевалось, твердо округляло грудь, западало между ног… Все тело ее призывно просвечивало сквозь это платье.
Я шел все быстрее, я спешил к ней. Я желал ее с исступленной нежностью, стыдился этого желания и не мог совладать с ним.
Она повернулась ко мне. Низко опущенные темные зрачки ее словно подтолкнули меня. Я выбросил руки, чтобы схватить, обнять ее… И вдруг она исчезла, растаяла, как будто и не было ее…
Как будто и не было ее…
Дул холодный, пронизывающий ветер, глухо, погребально подвывало море.
Меня и разбудили на рассвете холод и это чувство мгновенной утраты, зияющей пустоты. Под это погребальное вьюжное завывание я и проснулся.
Веры не было. «Часа два, как ушла», — сказал Виктор. «Проспал невесту», — пошутил Павлов.
…На склоне бугорка в снежной траншее, метрах в ста от нашей «землянки», мы поставили ручной пулемет. Отсюда хорошо просматривался спуск к реке, хуторок из двух домиков в ложбине, которые занимали немцы. Пулемет был поставлен как бы в засаду на случай внезапного нападения. В обычное время стрелять из него запрещалось.
И вот Генка Кулаков, белесый парнишка лет восемнадцати, нарушил запрет. В разрывах предрассветного морозного тумана он заметил подводу возле одного из домиков и суетившихся вокруг нее солдат. Он и полоснул по ним. Потом еще, еще. Увлеченно, взахлеб. Тотчас со стороны немцев ворчливо, басовито отозвался крупнокалиберный. Пригибаясь пониже, я бросился к неглубокому ходу сообщения, мы прокопали его в снегу, побежал к Генке, с тем чтобы он немедленно прекратил бессмысленную пальбу.
Немцы ударили из миномета. Близкий разрыв бросил меня на дно. Второй разрыв, третий. Я услышал слабый вскрик. Пулемет умолк.
— Санитара, санитара, — вдруг отчаянно завопил Генка. Он орал так, что его, наверное, слышно было и врагам. По крику я понял, что ранен он легко.
Вскоре я был возле окопчика. Я видел уже скорчившегося Генку, левую руку он испуганно прижимал к груди.
Со стремительно ширящимся воем, казалось, прямо на нас обрушилась мина. Она шарахнула в самый край окопа. Полетел снег, мерзлые комья земли. Они забарабанили по униженно согнутой спине. Тошненько завоняло взрывчаткой.
— Слышь, ты живой?.. — почему-то шепотом спросил меня Генка. Он оказался в странном положении: зад кверху, голова между ног, голос его шел будто из подземелья.
И тут я дал себе волю. Приподнимаясь, отряхиваясь, я длинно, безобразно матерился, свободно припоминая все когда-либо слышанные мною сочетания. Генка хохотнул. Такой обрадованный всхлип вышел.
Я полез за санитарным пакетом, начал бинтовать ему руку.
Сеялся редкий снежок. Разрывы начали уходить от окопчика, снова приближаться, словно искали, нащупывали они что-то.