— А бывают другие ставки?
— Конечно. Ставкой может быть любой принадлежащий волину предмет или человек. Ставки может вообще не быть, причем в этом случае свой шаретор пополнят оба участника поединка. Победитель получит тем больше, чем сильнее проигравший, проигравший — тоже. Так что в поединке без ставки сильного и слабого волинов проигравший слабый может получить даже больше, чем выигравший сильный. Теперь понимаешь, почему два волина могут ужиться друг рядом с другом только тогда, когда сильнейший из них — хозяин слабого?
— А что, с хозяином нельзя драться?
— Можно. Но хозяин, скорее всего, не станет принимать вызов на поединок — зачем это ему? Да еще и накажет вызвавшего.
— Поня-атно, — протянул Тим. Голова пухла от информации. Удивительное дело — узнать самые, можно сказать, главные вещи о школе и волинах, после того как сбежал из школы волинов. Ну не смешно ли?
— А почему мне это не рассказывали? Это не положено знать ученикам?
Арво хохотнул:
— Скажешь тоже. Потому что это все и так знают. Потому что ты не спрашивал.
— Но… — Тим смутился.
— Понимаю, — сказал Арво. — Учителей спрашивать не принято, а куратора ты видел редко.
— Не то чтобы редко, — кивнул Тим, — но да… вопросов и других хватало. А…
Но тут вдруг повозка повернула в сторону настолько резко, что Тим чуть не свалился с тюка, на котором сидел. Молчаливый возница, не проронивший ни слова за все время поездки, что-то буркнул и выскочил наружу. Тим забеспокоился:
— Что-то случилось?
Но Арво не выглядел встревоженным.
— Стоянка, — сказал он. — Ван пошел воду покупать.
— Воду? Зачем?
— Для лошади, — снисходительно отозвался Арво и зевнул. — Ложись спать. Ван у входа ляжет, как обычно, так что, кроме входа, можешь выбрать любое место.
— Спать? — Тим удивился. — Зачем? День же!
— Вот именно. День, жарко. Лошадь быстро устает. И вода на стоянке дешевле, чем если в дороге ее у кого-то покупать. Если еще найдется у кого купить. Отдыхай.
Арво повернулся на бок и положил под голову ладони. Тиму, однако, спать не хотелось. Он прилег на длинный сверток ткани, поерзал, пристроил под голову мешок с чем-то мягким внутри и задумался. Отсутствие Вана его смутно беспокоило — подозрительный он какой-то. Молчал всю дорогу, можно подумать, ему каждый день пришельцы с других миров попадаются. А вдруг он пошел стучать на них, и сейчас приведет к ним местного волина?
— Арво, — позвал Тим негромко.
— Чего? — отозвался Арво сонным голосом.
— А Ван этот… он всегда такой молчаливый?
— Да. — Арво зевнул. — Он же свободный торговец с приличным шаретором, а не пустышка, как мы. Зачем ему с тобой разговаривать? Спи.
— Я лучше пойду Рекса проведаю, — сказал Тим, вставая. — Не потерялся ли.
— Как хочешь, — едва слышно отозвался Арво и через пару секунд засопел.
ГЛАВА 2
Ему было пять лет, когда он понял, что открывающиеся перспективы его не устраивают. Его приемные родители были профессионалами, готовыми к любой неожиданности. Почти к любой — того, что пятилетний ребенок, считающий их родными папой и мамой, неожиданно воспылает жаждой убийства, они не ожидали. Учитывая то обстоятельство, что малыш видел будущее так ясно и четко, как мало кто видит свое прошлое, убийство не вызвало у него особых проблем. Он вовсе не родился исчадием Зла, он знал, что выбранный им путь — единственный, который позволит ему самому распоряжаться своей судьбой. Тогда, стоя над трупом той, кого он все еще считал своей родной матерью, он плакал — последний раз в своей жизни.
Не совсем понимая смысла своих действий, он умудрился обвести вокруг пальца обслуживающий персонал туннельного устройства и на долгие годы пропасть из поля зрения второй силы.
Третья сила выжидала, ничем себя не проявляя, — ее устраивало развитие событий.
— Шеф, — позвал тихонько Инги, незаметно подъехав сбоку, — все-таки зря мы выбрали эту деревню. Предсказатель…
— Анхласт твой предсказатель, — пренебрежительно отозвался Арво, прицеливаясь из новехонького арбалета в крону недалекого дерева и издавая губами «фьюить», подражая звуку летящего болта. — Первым делом вырви ему язык, раз уж ты так боишься его предсказаний, да и дело с концом.
Тим поморщился. Он не знал значения слова «анхласт», но догадывался, что оно означает что-то неприличное. Несмотря на свое нынешнее положение — формального командира партизанского отряда, где-то в его душе продолжал жить потомственный интеллигент, которому глубоко претили матерные словечки даже в обыденной речи. И пусть в мыслях у него мат проскакивал частенько, но вслух он не матерился никогда (ну… почти никогда), а уж непристойная брань в чужих устах и вовсе резала слух.