– [Magica Percussit. Grandiose]! [Magica Percussit. Grandiose]! [Magica Percussit. Grandiose]! – продолжал выкрикивать монстр, изрыгая из своего глаза серии магических выстрелов. Пернатая просто увернулась ото всех, а последний так и вовсе отбила взмахом алого огненного всполоха. Одли увидел в её руках длинное копьё. Несколько храбрецов, оседлав своих виверн попытались задержать крылатую богиню, но куда там. Коммодор понимал, что их контратака была изначально обречена на провал. Виверны опали, как осенние листья, стоило им приблизится к Сойке поближе.
Совершив последний рывок, Пернатая на полном ходу врезалась в борт виверноносца примерно по середине. Раздался чудовищный треск и скрежет. Корабль качнуло, и людей на палубе разбросало. Одли едва удержался на ногах, ухватившись за попавшийся под руку поручень.
Коммодор всё видел, как в замедленном кино. Палуба гнетуще выгнулась. Вспучилась. А затем взорвалась, разлетевшись мыльным пузырём. Из разверзнувшейся дыры вверх вырвался огонь. Одли успел повернуть голову, чтобы заметить Пернатую, вылетающую с другого борта корабля и взмывающую ввысь почти в вертикально. А огонь начал распространятся дальше. Корабль продолжило раздирать, поломав пополам. Последовал взрыв. За ним ещё один. Третий был самый сильный. Это сдетонировал магический двигатель Морского Конька. Одли отбросило. Он безвольно покатился по палубе к носу корабля, который уже начала поглощать пена. Коммодор перекувырнулся через себя несколько раз прежде, чем смог немного замедлить своё падение, содрав руки в кровь о палубу. Что-то прошелестело в воздухе. Одли задрал голову и обнаружил, что над ним в метрах пяти пронеслось, хаотично вращаясь, одно из орудий корабля вместе с половиной раскуроченного лафета.
Коммодор ударился головой, пробив деревянные перила и вывалился с корабля в бушевавшее море. Он так и не понял, что стало со стратегом, но защитное поле агента Око в какой-то момент погасло окончательно, отдав моряков на растерзание разбушевавшейся Мары. Одли завертело в водовороте воды и пузырей. Захлёбываясь, коммодор начал грести изо всех сил, но уже не понимал где верх, а где низ, вращаясь в бешеном вихре злого моря. Стало темнеть в глазах. Одли понял, что это всё, теперь уже по-настоящему всё. Настал его час принести себя в жертву морской пучине. Единственное, что он теперь мог видеть – это пустота, из которой взирали на него сияющие многочисленные очи.
– Забирай меня! Это я виноват! Я готов держать перед тобой ответ! Только пощади моих моряков. Они не знали, на что шли! – попробовал выговорить Одли, вместо этого его рот заполнила вода. Но вездесущие глаза услышали и поняли его, исказившись в насмешке. До коммодора дошло, насколько ничтожно и нелепо было его предложение перед лицом настоящей богини. Ему было нечего предложить ей в обмен на его людей. Он попытался сказать что-то ещё, но вместо этого его разум стало затягивать пеленой. Даже злые глаза исчезли, объятые всеобъемлющей темнотой. Странное умиротворение настигло коммодора. Он успокоился. Смирился. Забвение и пустота заменили его мысли и страхи, а через миг и его сознание медленно отключалось, постепенно угаснув окончательно.
Глава 32. Боги истинные и боги ложные
Отряд авантюристов уверенно продвигался к северной стене города. Группа под предводительством Бруно пробиралась через хитросплетение улочек, ловко лавируя между ними и обходя встреченные баррикады. Как оказалось, катус-воитель был местным в нескольких поколениях. Конкорсо он знал идеально, поэтому Мери и Жизель, да и остальные участники отряда с чистой совестью отдали Бруно бразды командования. Провести ватагу переулками, минуя нагромождение городских джунглей, для него было проще простого.
Форсировав самый центр города и оставив порт с Морским бастионом далеко за собой, слева, отряд выбрался на небольшую площадь местного значения, и катус остановил людей, раздумывая, стоит ли пересекать открытое пространство напрямик, рискуя попасть под атаку какого-нибудь надоедливого летуна на виверне, либо же потратить время и обойти переулками, но тогда пришлось бы петлять, так как этот район города даже в лучшие свои времена в принципе никогда не имел ни одного внятного градостроительного плана. Дома тут располагались ещё с большей хаотичной фантазией, чем мысли в голове у молодого художника, застрявшего в кабаке. И за очередным переулком вместо логично ожидаемого выхода вполне можно было получить оказавшийся ни к месту, но вполне реальный глухой тупик.
– Я считаю, что надо пресекать площадь, – пояснил свою позицию Бруно, стряхнув очередной подпаленный клок шерсти со своего плеча. – Крутится в этих кишках – будет слишком долго.