Но динамическая парадигма не выступает у Гегеля в чистом виде. Идея необходимой связи начала и конца процесса развития философии, когда уже в начале мы обязаны вычленять в неразвитом виде то, что предстает развитым в результате, в "высшем образе" есть очевидный синтез динамической и статической парадигм. Выявляя "связи между", динамическая парадигма запрещает у Гегеля прямые внеисторические сопоставления учений прошлого с современностью, требуя в каждом таком случае переходно-разделительной структуры, но она не запрещает, у Гегеля даже и опирается на опосредованные сопоставления, причем в цепь таких опосредований как раз и попадают все предшествующие философские учения. В конечном счете торжествует статическая парадигма, которая "перебирает" весь уходящий в глубину веков массив философских учений и с удовольствием убеждается, что там есть лишь то, чем обладает и "последняя философия данной эпохи", что все обстоит так, как и должно быть: из желудя - дуб, из вишневой косточки - вишня, из начала философии - философия данной эпохи, то есть философия исследователя.
Чистая, и мы бы даже сказали, стерильная динамическая парадигма исторического исследования встречается пока только в науковедении, где "связи между" резко отделены от содержания и динамическую историю любой дисциплины можно исследовать даже тому, кто ничего не смыслит в научной деятельности по правилам данной дисциплины. Единая дисциплинарная сеть цитирования, ее рельеф и неоднородность, квоты цитирования, ранговое распределение цитируемости - все это позволяет чисто внешним способом выделить ключевые работы и имена, влияние и меру влияния этих работ на последующие, не обращаясь к содержанию самих работ. Нам не кажется такая очищенная от содержания динамическая парадигма подходящей для историко-философского исследования, но те "связи между", которые вскрываются в исследованиях по этой парадигме, должны, видимо, учитываться и в историко-философском исследовании как общий для всех научных дисциплин формальный механизм интеграции, перехода нового в наличное, отчуждение созданного индивидом продукта в дисциплинарное достояние.
ПРОБЛЕМЫ ЛОКАЛИЗАЦИИ ПАРАДИГМ ИСТОРИКО-ФИЛОСОФСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
Статическая и динамическая парадигма суть два крайних типа историко-философских исследований, между которыми несложно установить отношение дополнительности. Подчиняясь нормам статической парадигмы, мы теряем "связи между" и видим в массиве философских учений предшественников диссоциированное множество автономных, довлеющих себе и сравнимых с нашим образцом учений, которые легко изымаются из связей с другими учениями просто потому, что "связи между" не имеют для нас значения. Точно так же, подчиняясь правилам динамической парадигмы, мы теряем содержание, видим в массиве философских учений предшественников ассоциацию, пытаемся все объяснить из ассоциативных свойств, из "связей между", не прибегая к содержанию или, во всяком случае, отводя ему второстепенное место.
Получается так, как если бы мы, исследуя башню, обращали внимание то на кирпичи, то на цемент и узор кладки, не слишком задумываясь над вопросом: а почему, собственно, башня, а не сарай или фабричная труба? Попытка получить ответ на такие "архитектурные" вопросы как раз и образует проблему локализации парадигм. Здесь, по сути дела, два возможных решения: мы либо понимаем целостность предмета истории философии как имманентное свойство философских учений просто потому, что они философские, либо же видим в этой целостности результат какого-то внешнего влияния, то есть ищем ответы на архитектурные вопросы за пределами отдельных философских учений и массива философских учений в целом.
Первое, имманентное решение выглядит, с одной стороны, проще - оно позволяет и в статическом и в динамическом вариантах ограничить исследование самими философскими учениями, а что касается "архитектурных" вопросов, то они здесь решаются одинаково и в той и в другой парадигме: философия исследователя или то философское течение, к которому принадлежит исследователь, используется на правах либо образца (статика), либо результата предшествующего развития (динамика). Но при таком решении неизбежно возникает вопрос о независимых от человека, действующих на протяжении многих поколений "самостных" силах, выявляющих себя либо в каждом философском учении, либо в связях ассоциации таких учений. Будь то "демон" Сократа, "одержимость" Платона, "истина" Аристотеля, "дух" Гегеля, способ воздействия таких самостных сил на философов следует формуле Гегеля: "В рамках целого похожи они на слепых, гонимых внутренним духом этого целого" (6, с. 518).
Иными словами, человек-философ не может при таком решении играть роль творца, субъекта истории философии уже в силу краткости собственной жизни. Человек может быть лишь агентом какого-то более долговечного субъекта, способного тысячелетиями направлять процесс философского творчества к поискам абсолюта или к реализации "последней философии данной эпохи" тем же способом, каким биокод желудя реализует именно дуб, а не вишню или какую-нибудь там осину. Если парадигмы локализованы по самим философским учениям, берутся ли они в диссоциации или в ассоциации, таким "философским кодом" может быть только знак - положение, формула, закон развития.
Если не развлекаться знаковым фетишизмом - он ничуть не лучше вещного - и не писать с больших букв великих слов Логос-Логика, Развитие, История, которые не перестают от этого оставаться словами, то вопрос о том, может ли знак сам по себе справиться с задачей векторного определения актов философского творчества к постижению образца-идеала или к реализации "последней философии данной эпохи", решается сравнительно простым эмпирическим исследованием.
Неясность вопроса о том, что именно следует считать образцом-идеалом философии, несколько затрудняет такое исследование применительно к статической парадигме. Но если в качестве образца-идеала принимается философия исследователя, то эмпирическое исследование не так уж сложно: прямые и косвенные ссылки на предшественников, с одной стороны, и косвенные антиципации в работах предшественников - с другой, создают систему связей, структура которой позволяет судить о наличии или отсутствии в массиве учений тенденции к выявлению абсолюта. Классическое исследование этого типа - Библия "с параллельными местами". Идея откровения в Новом Завете смысла Ветхого и реализованная евангелистами и апостолами практика ссылок на книги Ветхого завета для объяснения событий нового (см., например, от Иоанна, 12; Деяния, 17) вызвали многовековую работу комментаторов по нормам статической парадигмы. То, что они выявили, - типичная сеть цитирования с квотами ссылок и с ранговым распределением цитируемости.
Проще обстоит дело с эмпирической верификацией динамической пропаганды. Здесь "связи между" реализованы в сети цитирования, которая выступает единственным и достаточным знаковым средством интеграции дисциплинарных творений в целостность дисциплинарной истории, то есть вопрос о способности знака векторно регулировать дисциплинарное, в нашем случае философское, творчество может в рамках динамической парадигмы ставиться как вопрос о способности сети цитирования определять будущие дисциплинарные события со стороны их последовательности и содержания. Способ возникновения сети цитирования и ее свойства не дают оснований видеть в ней активное и определяющее начало дисциплинарной истории.