На щеках девушки выступил яблочный румянец.
— Да благословит вас бог, мистер президент! — прошептала она, глядя на Линкольна, однако тот, очевидно, не расслышал, занявшись следующим просителем.
Едва скрылись в дверях вирджинцы, как внятно и недружелюбно прозвучал скрипучий голос:
— Вы слишком добры к врагам, мистер президент!
Сгорбленная, с трясущейся на седой голове черной наколкой, опираясь на палку, стояла в толпе посетителей одетая в глубокий траур старуха. «Наверно, потеряла сына или внука, — подумала Надин. — Но как свободно разговаривают здесь с главой государства!»
На этот раз Линкольн услышал.
— Ведь они люди, не правда ли, мэм? — спокойно спросил он строптивую посетительницу. — Даже на войне не следует быть безжалостным. Где-то должна быть граница жестокости.
— Мне не вполне ясно, сэр: как можно говорить доброжелательно о враге, когда стоит задача его уничтожить? — непримиримо трясла головой старуха.
У Линкольна блеснули глаза. Надин удивилась, как вдруг похорошело, озарившись внутренней красотой, его лицо, когда, глядя на старуху, он медленно проговорил с непередаваемым выражением глубокого раздумья и лукаво-мудрой улыбки:
— Мэм, а разве я его не уничтожаю, превращая в своего друга?
Кругом одобрительно засмеялись, кто-то из толпы восхищенно воскликнул:
— Молодчина Эйб, будь я проклят!
— Я хотела бы знать, — сказала старуха, — что это за чувство — быть президентом Соединенных Штатов.
Линкольн ответил, не то кашлянув, не то со смешком:
— Вы слышали, мэм, о человеке, которого измазали дегтем, обваляли в перьях и в таком виде торжественно вывезли из города? Из толпы кто-то спросил его, как ему это все нравится. Он ответил, что если бы не почести, которые ему при этом оказывали, он предпочел бы уйти незаметно на своих на двоих.
Бурный хохот покрыл слова Линкольна. Громче всех веселился джентльмен в пестром жилете, чрезвычайно довольный тем, что сбылось его предсказание относительно президентских анекдотов.
— Но почему вы в очереди, мэм? — спросил Линкольн, когда смех затих. — Джентльмены, пропустите ко мне эту пожилую леди. Можно было сделать это раньше.
После старухи в трауре, просьба которой была сразу же удовлетворена, подошел черед пестрого жилета. Приятно улыбаясь и даже подшаркивая ножкой, он попросил президента разрешить ему использовать его имя в намеченной к выпуску рекламе нового сорта мыла — только и всего.
— Нет! — вдруг повысил голос Линкольн, и лицо у него стало жестким. — Нет!.. Не принимаете ли вы президента Соединенных Штатов Америки за маклера? Вы обратились не по адресу. — Выбросил длинную костлявую руку. — Вот дверь на выход!
Джентльмен в пестром жилете исчез.
Очередь продолжала двигаться. Впрочем, иные из посетителей, как они заявляли, пришли просто пожать руку мистеру президенту и пожелать ему успеха в делах, и тогда, морщась добродушной улыбкой, Линкольн обменивался с ними рукопожатием. Стоя у стены, Надин наблюдала за президентом. Все больше нравился ей этот человек.
И вот подошла долгожданная минута, когда она — последняя посетительница — осталась наедине с Линкольном.
— Я жена арестованного полковника Джона Турчина, — заговорила она, стараясь держаться спокойно и непринужденно. — Он служит в армии генерала Бюэлла. Он осужден военно-полевым судом совершенно несправедливо.
Надин видела, что Линкольн утомлен приемом. И все же он сказал:
— Похоже, разговор у нас с вами будет длинный. Давайте-ка, мэм, сядем и побеседуем.
Открыв проход, впустил Надин за загородку, неуклюжим жестом показал ей на кресло перед столом и сам за него уселся, подобрав длинные ноги.
— Минутку, мэм. — Взялся за колокольчик.
Когда на звонок вошел из соседней комнаты секретарь, президент попросил его проверить, получен ли приговор военно-полевого суда по делу полковника Турчина, а если получен — принести. Секретарь ушел, и в кабинете наступило выжидательное молчание.
— Я хочу видеть старину Эйба! — пьяно орал кто-то внизу, у входа во дворец. Глядя на Линкольна, с некоторым удивлением Надин обнаружила, что сейчас, когда они сидят друг против друга не разговаривая, он явно испытывал неловкость. Можно было подумать, не знал, куда девать руки, — то убирал их, то опять клал на стол: взор его бесцельно блуждал по стенам, по потолку, всячески избегая ее лица. Неужели он смущался женщин, президент Авраам Линкольн?..
Секретарь принес найденный, наконец, среди бумаг судебный приговор по делу полковника Турчина, присланный на утверждение президенту. Линкольн неторопливо заправил за большие уши стальные крючки очков и погрузился в чтение. Стискивая ледяные от волнения пальцы, Надин ждала.