Хоть что-то из этого правда?
Трясущимися пальцами я откидываю одеяло. Каким бы нелепым ни было это платье со всеми его слоями, помпезностью и откровенным декольте, оно, вероятно, выглядело восхитительно до того, как было безнадежно испорчено.
Тот, кто его сотворил, провел долгие часы, сшивая завитки и цветы золотой нитью. Лиф жесткий и плотный, и мне приходится с усилием оторвать рукав, дабы обнажить кожу в попытке получше рассмотреть место ранения в сумеречном свете.
Я морщусь, глядя на пеструю багряно-красную отметину. Я ожидала увидеть рану, но кожа не повреждена. Выглядит как обычный синяк.
Но я помню тот рог, пронзивший…
– Для той, кто недавно умер, ты исцеляешься довольно быстро.
Я вздрагиваю от голоса и тут же дергаю одеяло на себя, чтобы прикрыться. Щеки краснеют. Я узнаю этот холодный спокойный тон. Это король. Зандер. Как он прошел, не издав ни звука? И как долго стоит в тени, наблюдая за мной?
Ключ гремит в замке.
Моя паника нарастает, когда дверь со скрипом распахивается. Он пригибается, когда входит внутрь. Доспехов больше нет. Вместо них изящный удлиненный сюртук черного цвета и сапоги до колен. Теперь, когда он без шлема, закрывавшего большую часть лица, я вижу, что Зандер молод – старше меня, но моложе, чем представлялся мне король. Не то чтобы я когда-либо задумывалась о возрасте короля. Остальные черты его лица с оливковой кожей такие же угловатые, как и челюсть, золотисто-каштановые волосы небрежными волнами спадают с лица.
Когда он приближается, его холодные глаза буквально вонзаются в меня. Руки короля висят по бокам, поблизости от ножен, в которых спрятан меч. Украшенный драгоценностями кинжал привязан к его бедру.
Воровка внутри меня задается вопросом, смогу ли я стащить кинжал так, чтобы он не заметил?
Однако причина, по которой мне всегда удавалось незаметно отнимать у людей их вещи, состояла в том, что они меня не подозревали. Зандер же некоторое время назад был в доле секунды от того, чтобы вонзить мне в грудь кинжал, поскольку подозревает меня в гораздо худших деяниях, нежели воровство. Он думает, будто я убила его родителей.
То, что я еще жива, просто чудо.
– Встань, – командует он, останавливаясь всего в футе от меня, и сжимает руки.
Я подчиняюсь, не желая давать ему повода убить меня на месте.
Раньше он казался титаном во всех этих доспехах. Теперь он навис надо мной, высокий и широкоплечий, но не такой уж и нечеловеческий. Впрочем, он все же устрашает. И он однозначно король. Даже если это место и эти люди ничего для меня не значат, я чувствую исходящую от него ауру силы. Высокомерие.
Его пронзительный взгляд останавливается на мне. Я изо всех сил пытаюсь сохранять самообладание, сосредотачиваясь на лацкане его сюртука, стараясь подобрать нужные слова, лишь бы убедить его, что я не та Ромерия, какой он меня считает.
Зандер тянется к краю шерстяного одеяла, и его намерения быстро становятся ясными. Я инстинктивно крепче прижимаю руки к телу и пронзаю его предостерегающим взглядом.
Его брови изгибаются.
– Теперь ты строишь из себя скромницу рядом со мной?
– Что это должно значить?
– Не притворяйся, будто не знаешь. Покажи мне рану. Сейчас же.
Я не сумею отбиться от него, если он захочет применить ко мне силу, к тому же я бы предпочла иметь хоть какой-то контроль над ситуацией. Я неохотно опускаю край одеяла, ровно настолько, чтобы он смог увидеть покрытую синяками кожу и ничего больше. Хотя он уже наверняка все рассмотрел, пока прятался в тени.
Я напрягаюсь, когда Зандер протягивает руку и проводит кончиком пальца по месту ранения – стрелой или рогом, черт его знает. Несмотря на очевидную ненависть ко мне, его прикосновения нежны.
И, вопреки страху, по моему телу пробегает дрожь.
После долгой паузы он отстраняется, а затем поворачивается ко мне спиной и начинает расхаживать по моей маленькой камере.
Я пользуюсь моментом, чтобы поправить платье, морщась от неудобства.
– В последние недели ты играла роль доброй чародейки, стремилась к миру между нашими людьми, но на самом деле все это время замышляла уничтожить мою семью. Не пытайся отрицать. Мы допросили твоих слуг. Тех, кто выжил. Они признались. И быстро.
У меня есть слуги?
– Ты преуспела в убийстве моих родителей. Аттикус едва не получил стрелу в сердце, а Анника точно была бы мертва, если бы ты ее не спасла. Я не могу понять почему, но убежден – у тебя имелись свои причины. Возможно, жест доброй воли, когда ты осознала, что тебя преследуют. Тем не менее я удивлен, что ты не сопротивлялась.