Я бегом побежал на стоянку, расположенную в шести километрах внизу в долине реки. Когда я, запыхавшись, влетел на стоянку, на меня почти никто не обратил внимания. Все были увлечены выяснением отношений между подвыпившими рабочими. «Все прекратить! Чаю и приготовить двух коней, шеф серьезно ранен», — выпалил я и лег, прикрыв глаза. Когда, отдышавшись, я поднялся, разборка близилась к кульминации: у одного дерущегося был нож, у другого — хорошая сучковатая дубина. Удар сапогом в основание кисти обладателю ножа и резкий хук под его челюсть. Второму — в пах ногой, он согнулся и получил удар с размаху обеими ладошками по спине. Ошарашенные зрители поняли, что дополнительных объяснений не будет, а следующая очередь — за ними. Через пять минут лошади стояли оседланные, а мне несли чай. Я кратко объяснил обстановку, показал место на карте, где, в случае чего, нас искать, приказал запрячь еще пару лошадей и по возвращении геологов из маршрута идти к нам через три–четыре часа. По долине я очень быстро доскакал до гор, то рысью, то переводя лошадей в галоп. Первый километр подъема, на протяжении которого еще была растительность, мы преодолели полубегом. Лошади стали взмокать: и я понял, если не остановлюсь, могу их загнать. Своего состояния я не ощущал, наверху был мой раненый друг, и больше в данный момент для меня ничего не существовало. Лошади отдышались, остыли, начали щипать хиленькую траву. Мы стали подниматься напрямую вверх по склону, который становился круче и круче. Лошади смогли теперь подниматься только змейкой. Первый же курумник задвигался подо мной и копытами передовой кобылы, глыбы и камни устремились вниз, угрожая сломать ноги второй лошади. Она забеспокоилась и рванулась вбок, остановил ее повод, привязанный к первой лошади. Потревоженный курумник, с большей скоростью потек вниз, грозя увлечь нас за собой. Я успел перерезать повод, и лошади выскочили из смертельно опасного курумника, таща меня за собой. Я взмок. Следующие курумники мы по возможности обходили или я переводил лошадей без связки по одиночке. Когда мы поднялись, мокрые и напряженно дышащие, к тому месту, где я оставил своего шефа, то увидели, что наш раненый сидит и пьет чай у затухающего костра. Мы немного отдохнули, отдышались, Владимир Владимирович почти самостоятельно забрался в седло, и мы, избегая риска сломать ноги или шеи, стали спускаться вниз, по водораздельному более длинному и безопасному склону. В лагере, сдав раненого Валерке Нечипоренко, я вырубился напрочь от переживаний и усталости до утра. Ребята, сварив кровохлебку — сильнейшее кровеостанавливающее средство и антисептик, ничтоже сумняшеся зашили рану через край, как зашивают дырку на одежде. Тем не менее, через пять дней шеф чекилял, как ни в чем не бывало, на выструганном костыле. Утром он давал нам указания и советы, как качественно и с наименьшими затратами выполнить ближайшие маршруты. Через неделю мы свернули лагерь и перекочевали на другое место.