- Что? Я должен ехать с вами? Стать мужем старика? - Тефи попятился от графа. Его прекрасные глаза сверкали болью. - Я никогда не соглашусь, и вы не сможете меня заставить! Только мой дядя может приказать мне, но не вы! Вам я не подчинюсь, потому что...
- Тефи, иди к себе! - решительно поднялся с кресла Марлин. - Я сам поговорю с гостями! Простите, Ваша Светлость, - это князю Саркису, - племянник очень молод и несдержан. А вы, любезный зять, нельзя так резко, нужно помягче с сыном. Тефи, ступай, я позову тебя!
Испуганно, но и с надеждой взглянув на любимого дядюшку, Тефан пулей вылетел из гостиной, чуть не сбив отскочившего от дверей Теа.
***
Руди третий день подковывал лошадей на дальней конеферме.
- Я ничего не понимаю, - сердито бормотал он про себя, - зачем хозяин прогнал меня сюда, да еще так поспешно? Подковы исправные, до будущего лета вот как послужили бы. Нет, словно бес в него вселился – езжай да езжай без промедления, дело, вишь, очень срочное.
Летнее солнце пекло немилосердно. Руди отпустил очередную лошадь, потянулся за кувшином с чистой родниковой водой. Вдруг набежал легкий ветерок, ласково коснулся щеки, словно нежная ручка омеги провела по коже. Парень улыбнулся, вспомнив сокровенное, уже месяц лелеемое в мечтах мгновение…
…Он, как обычно, нёс за Тефи стульчик, мольберт и коробку с кистями. Граф внимательно смотрел по сторонам, выискивая натуру для будущего рисунка, со смехом рассказывал, как утром Теа, прислуживая за столом, нечаянно просыпал в чайник целую пригоршню соли и перепугался до смерти, опасаясь хозяйского нагоняя, а он слушал, наслаждаясь новым хорошим днем и близостью любимого. Казалось, в мире нет никого, кроме них. Он любовался его легкой фигуркой, изящным изгибом шеи, струящимся каскадом каштановых волос. Мечты вырывались из-под запрета, кружили голову… Вот его неведомый знатный отец признаёт в нём сына, он становится равным графу, и тогда…
- Ой! – Тефан споткнулся на неровной тропинке и чуть не упал.
Руди едва успел подхватить его. Бросив мольберт и коробки, он поймал графа за осиную талию, и омега почти свалился ему в руки. Выравнивая равновесие, кузнец наклонился, и щеки их соприкоснулись – совсем ненадолго, на единый неуловимый миг, но этого мгновения ему вполне хватило, чтобы почувствовать, какая нежная у Тефи кожа, какой возбуждающий приятный запах, как он очарователен, мил и желанен…
Волшебство закончилось, не успев начаться. Юный граф выпрямился и твердо встал на ноги.
- Какой же я неловкий, - несколько смущенно пробормотал он, - сам чуть не упал и тебя не уронил. Извини меня, Руди.
- Ну, что вы, Ваше Сиятельство, как можно извиняться по таким пустякам, - ответил он, пунцовый от только что пережитого волнения. Кинулся собирать рассыпавшиеся кисти, руки дрожали и не слушались. Граф начал помогать. Лучше бы он этого не делал!
Они одновременно потянулись к откатившейся в сторону кисточке, и альфа не выдержал - накрыл тонкие пальцы своей рукой и легонько сжал. Тефи строго посмотрел на него и нахмурился.
- Руди, что это значит? Что ты себе позволяешь?
Он не знал, что ответить.
- Мне показалось, у вас царапина, - наконец нашелся он, - вон там, около большого пальца…
- Да нет, всё в порядке, тебе действительно показалось. Видишь, ничего нет, – Тефан помахал растопыренной пятерней перед его глазами и вдруг заторопился. - Давай, укладывай кисти, да поскорей – солнце уже высоко, тени пропадут, а я ещё и пейзаж не выбрал.
- Слушаюсь, Ваше Сиятельство, - негнущимися руками Руди неловко застегнул коробку, да не до конца, стал поднимать её – она раскрылась, снова всё высыпалось.
- Ну что же это такое? – совсем огорчился юный художник.- Так хорошо всё начиналось, а теперь – нате вам! Да что ты меня всё сиятельством-то величаешь? Словно имени у меня нет!
…В совершенном отчаянии Руди плелся за ним в никуда – размечтался, дурак, расчувствовался, навыдумывал сладких прожектов, а Тефи и не заметил ничего, просто оперся на него, словно на кусок дерева, чтобы не упасть. Он едва дышал, держа в объятиях милое тело, а граф вон как решительно руку свою выдернул, словно неприятно ему сделалось. «А чего ты хотел? Кто ты таков, чтобы надеяться на какие-то чувства к тебе молодого хозяина? – издевался он над собой.- Что посмел о себе возомнить? Он – господин твой и видит в тебе лишь слугу, но никак не человека, которого можно полюбить!»
Кузнец знал, что несправедлив к Тефану, просто думая так, ему становилось легче…
***
- Чего эт-то ты разлегся тут, дурень? – на плечо ему резко опустилась чья-то ладонь. – Вот бы хозяин увидал, как ты тут прохлаждаешься!
Нить воспоминаний оборвалась. Руди резко вскочил на ноги, – перед ним стоял рыжий Теа, сверливший его насмешливым взглядом.
- Ты-то сюда как попал? – непонимающе спросил он.
- Выпросился у хозяина на кухне помогать, - хохотнул он, - ртов-то на конеферме теперь прибавилось, не справиться здешнему кашевару с работой.
- До сих пор вроде обходились, не голодали, - возразил Руди, - темнишь ты, Теа, как всегда, обманываешь. А ну признавайся, чего тебе тут понадобилось? За мной следить опять вызвался? Князю Марлину докладывать? Нечего смотреть тебе здесь, шпион, так что убирайся от меня куда подальше!
- Что ты, Руди, что несешь такое? – растерялся Теа. - Да разве бы я посмел?
- Опять врёшь, негодяй! – Глаза Руди загорелись недобрым огнем. - А я все гадаю, с чего это вдруг у хозяина в немилость попал, за что меня со двора согнали? Подковы у коней исправные, а какие постарше, так конюх и один бы заменил, без помощника. А теперь понял, наконец, в чём дело, дошло до дурака! Ты князю про меня наклеветал, вот он меня и невзлюбил, невинного!